Валюшка опустила глаза, поиграла губками.
– Знаешь, Надюш, все-таки в этой жизни все решают мужики. Как это ни печально. Если Миликян влюблен в тебя, он не отстанет. А твой Егор не простит. Ни за что не простит.
– И что? Мне с мужем разводиться? – ужаснулась Надя.
Валя взяла ее за руку и повела к подсобке.
Захлопнув дверь и сдвинув зачем-то ведро со шваброй, она скрестила на груди руки. Тон у нее был прокурорский.
– Признайся, подруга, что ваши отношения с Егором уже давным-давно превратились в муку мученическую. Ты только и делаешь, что жалуешься на него. Домой идти не хочешь из-за его пьяных истерик. Да и он, похоже, не слишком счастлив. Ты, вообще, как, спишь с мужем?
Надя не решалась посмотреть «прокурорше» в глаза.
– Редко. Очень редко… Но это ведь не так и важно при нашем долгом браке. Я все равно чувствую себя с ним защищенной, он ведь любит меня…
Валюшка прыснула.
– Любит – не любит, плюнет – поцелует. Галиматья все это! Мучаете вы друг друга, а не живете! А любовью ты называешь привычку.
Надя закрыла лицо руками.
– У нас дочка. Все общее. И не могу я быть одна! Понимаешь, даже представить себе этого не могу!
– Ну давай, слабохарактерная моя, тяни свою лямку до смерти. Наблюдай, как несчастный с тобой мужик допьется до цирроза, а ты станешь пациенткой клиники неврозов.
– Валя, не терзай меня! – взмолилась Надя, схватив подругу за руки. – Что бы там ни было, Миликян к этому не имеет никакого отношения!
– Имеет! Прямое, – вырвала руку Валюшка-правдолюбка и погрозила Наде пальцем. – Если бы ты была счастлива, то и не посмотрела в его сторону, и прическу бы не стала сооружать, и с блаженной улыбочкой ходить. – Валюшка скроила глуповато-элегическую гримаску, изображая влюбленную подругу. – Прекрати себя обманывать, Надька!
Тут их разговор прервала уборщица тетя Катя.
Подруги покинули подсобку очень недовольные друг другом. Но Надя с убийственной ясностью вдруг поняла, что Валька высказала ей то, что сама Надежда Бессонова не решалась признавать много лет.
Когда она пришла домой, то увидела в прихожей чемодан и дорожную сумку. С ней Егор ездил в редкие командировки. Раздалось демонстративное покашливание из кухни.
– Надежда, я уже жду тебя! – крикнул учительским тоном муж.
Он сидел за столом – трезвый, прямой, в офисном костюме. Брови – сдвинуты, взгляд – пронзительный и обличающий.