— Ты смотри, что они творят!.. — в сердцах высказал соседу
дородный стряпчий из дома напротив, загодя выбрав в давно не
стриженном доходяге достойного слушателя. Этот уж точно спорить не
станет.
Но человечка, еще миг назад стоящего рядом, подле себя не
обнаружил.
Плотный черный дым, которым был пронизан горящий дворец, стал
еще плотнее на втором этаже бывшего бального зала — над завалом из
обломков крыши, под которыми покоился старый князь.
«Не договорились…» — неслышно прошептали внутри гудящей стены
огня.
Дым качнулся и поплыл к небу, вильнул под налетевшим ветром над
соседними домами и вновь превратился в человека за две улицы от
пожара.
На сероватом лице мужчины отразилась задумчивость. Ему все еще
нужно было документированное родство с собственной кровью.
Ведь как иначе забрать клятву первого советника, когда потомок
будет мертв?
Холод февральского утра изморозью растекался по высокому окну в
теплом светлом тереме. Сложенный из хвойных бревен в человеческий
обхват, пропитанный запахами меда и вязаной шерсти, ладный
одноэтажный пятистенок выглядел снаружи частичкой лета, неведомо
отчего проявившейся на полянке среди черно-белых деревьев. Даже
окна дома — и те словно освещали все вокруг желтыми отсветами ламп,
а вовсе не тусклое солнце, спрятавшееся за серыми облаками.
Казалось, закроют вдруг тяжелые резные ставни — и снаружи станет
темнее, тоскливее.
Ветер тревожил белый дым из печной трубы, закидывая на голые
кроны березового леса, а к двум человеческим следам на снегу, что
вели из чащобы прямо к порогу, настороженно принюхивался старый
лис. Человек с детенышем проходили тут — видел и чуял он. Проходили
недавно — да словно парили над мягким снегом, едва-едва его
проминая. Любопытная мордочка сунулась в след целиком, но тут же
отпрянула, словно щелчок получив, и возмущенно проскрипев, рванула
в лес.
В тереме же высокая статная женщина замерла на мгновение,
получив отклик от разрушенного следа. Пальцы левой руки, украшенной
перстнями с крупными самоцветами, коснулись бирюзовой сережки на
ушах. Пуховой платок, наброшенный поверх темно-зеленого платья,
потянулся вслед движению.
— Что-то случилось? — заметил ее единственный ученик за общим на
двоих столом.
Двенадцати лет, худощавый, с сероватыми кругами под глазами, он
с надеждой оторвал взгляд от обычного граненого стакана с водой,
который до того рассматривал. Если приглядеться к рукам, тоскливо
потянувшим за края рукава серого пуловера, растягивая пряжу, он и
впрямь хотел, чтобы что-то случилось.