Оставшись один, Олаф начал поиски с
удвоенной силой — теперь не требовалось присматривать за
остальными, сумки у него забрали (включая его собственную), и
появилась возможность менять руку, задирая вверх «летучую мышь». Он
звал Вика не переставая, иногда ставил фонарь на мох, чтобы сложить
ладони рупором, но неизменно поднимал «летучую мышь» повыше, не
зная, что расходится дальше — звук или свет.
По его предположениям, помощь должна
была появиться не позже чем через час, но сколько прошло времени,
Олаф не представлял. А может, забрался так далеко на восток, что не
слышал криков и не видел света фонарей? Всерьез заблудиться на
острове нельзя, скорее рано, чем поздно выйдешь к океану, но
некоторым удавалось, да… В основном, конечно, малышам.
[1] Сыротоп
(здесь) — ворвань, жидкий жир рыбы и морских животных,
вытапливаемый на солнце, без варки.
Там, куда поиски привели Олафа, стоял
редкий заболоченный лес; иногда он видел в темноте открытую озерную
воду, но вплотную подойти к берегу не мог — однажды только напрасно
промочил ноги. В лесу, хоть и редком, голос расходился не так
далеко, а света «летучей мыши» можно было и в трех шагах не
заметить.
Мысли с каждой минутой становились
все мрачней, пошел мелкий ледяной ноябрьский дождь, не сразу, но
промочил фуфайку и штаны, замерзли руки. Тогда Олаф думал со
злостью, что так ему и надо, пусть будет холодно, мокро, пусть он
устанет, простынет и тяжело заболеет, пусть упадет и что-нибудь
сломает — может быть, от этого будет хоть немножко легче, может, в
этом найдется какое-то оправдание… Лучше всего утонуть где-нибудь
на подходе к озеру или провалиться в болотную трясину. И лишь мысль
о том, что Вик тоже мокнет и мерзнет сейчас под дождем, не
позволяла ему осуществить это глупое пожелание.
Олаф совсем потерял счет времени,
руки отваливались — не осталось сил поднимать фонарь, — и он с
отчаяньем думал, что если Вик утонул, то искать его придется всю
жизнь… Он не представлял, где находится, и если раньше был уверен,
что методично прочесывает островок, то теперь просто шатался
туда-сюда в темноте. И кричать громко не получалось — он охрип; и,
конечно, все равно звал Вика, но от этого до боли першило в горле,
а звук выходил сиплым и тихим.
Он ни разу не подумал о том, что Вика
давно нашли без него. Видел, как за горизонтом иногда освещается
небо: значит, поиски еще не прекратились, значит, пускают
сигнальные ракеты. Это не придавало сил, наоборот — только сильней
мучила совесть: это его вина, он сам должен найти Вика, сам!