Хотелось проснуться до того, как сон
станет кошмаром, сохранить детское ощущение волшебства, щемящего
счастья — и Олаф проснулся, повернулся на другой бок, но задел
разбитым локтем камень у печки, и от ощущения волшебства ничего не
осталось. Темнота, шорохи, шепоты — и свист орки. Спит она
когда-нибудь? Рыбу ловит? Или… она хочет его поддержать? Сказать,
что он не один? Или ей так же одиноко там, в океане? Но она-то
может уйти, ей-то что…
Ведь плачет, кричит… Косатки тоже не
переносят одиночества.
Олаф не заметил, как уснул, и во сне
шел на катере к Гагачьему острову. Ребята из спасательной группы
стояли на палубе рядом с ним, он не помнил о том, что их уже нет.
На южных скалах острова горел высокий сигнальный костер, ветер
сдувал огонь, рвал клочьями, пламя то стелилось по камням, то
поднималось тонкой свечой, то изгибалось искусной танцовщицей, то
плясало неистово и дико. Свет костра дорожкой бежал по воде,
качался на пологих волнах мертвой зыби — и зрелище показалось Олафу
величественным. Огонь над океаном… Он поздно понял, что это
предупреждение об опасности, и кричал что-то сквозь грохот
шквального ветра — о смене курса и о рифе, — но голос тонул в
мокрой ледяной пыли, несущейся мимо. Волны пенились и раскачивали
палубу так, что через борт переливалась вода, а Олаф все кричал, до
хрипа, до боли в горле, — но его никто не слышал.
Потом ледяная вода сомкнулась над
теменем и сжала горло спазмом. Олаф проснулся тяжело дыша, с
бьющимся сердцем и каплями пота на лице. В горле стоял колючий ком,
будто он в самом деле только что кричал.
Рассвет был удивительно ясным, туман
над океаном развеялся, ленивые волны мертвой зыби издали казались
легким волнением, и если бы не грохот, с которым они разбивались о
берег, Олаф не оценил бы их высоты и силы. В тишине было слышно,
как волна, поднимаясь над сушей, шуршит галькой.
Он решил обойти остров по периметру и
только потом снова спуститься на дно чаши. Хотя это было неверное
решение (ведь внизу темнело раньше), Олаф не хотел сумерек и тени —
слишком хорош был солнечный день. Он даже припомнил в свое
оправдание малоизвестную инструкцию о борьбе с депрессиями,
связанными с полярной ночью.
В снаряжении группы нашлись веревки,
ледоруб, блоки и скальные крючья — так полагалось, — и Олаф
прихватил их с собой. Неизвестно, можно ли без этого пройти по краю
южных скал, а взглянуть на остров с самой высокой его точки
следовало обязательно. Поискать оборудование метеорологов,
обнаруженное студентами, — если они ничего не перепутали и не
приняли за него скелет кита или выброшенные на берег водоросли.