Олаф начал обход с запада и поначалу
шел без труда — по гребню холма, поднимавшегося к югу, с обрывистым
берегом и довольно пологим склоном внутрь острова, на дно чаши.
Вода была на удивление прозрачной — давно не приходила
Большая волна (дней десять?), и ждать ее следовало в
любую минуту. Впрочем, на высоком берегу Олафу ничего не грозило,
разве что от первого удара мог завалиться ветряк, но и это казалось
сомнительным. Лет через триста, может быть, цунами размоют этот
островок. Но вряд ли раньше. Это в отвесную скалу Большие
волны бьют всем весом, и остров схитрил, расстелился им
навстречу пологой стороной, прогнулся под них, чтобы устоять.
Внизу, у подножья обрыва, лежала
широкая гряда скальных обломков, которые Большие волны
не могли сдвинуть с места сразу — и потихоньку, год за годом,
тащили вдоль западного берега с севера на юг, постепенно дробили и
перемалывали. К югу гряда становилась тоньше, а потом и вовсе
исчезала — там скалы отвесно падали в океан. Волны мертвой зыби,
идущей с севера, разбивались о гряду в самом ее начале и дальше
катились под камнями чавкая и причмокивая, иногда натыкались на
выступы и взлетали вверх брызгами, иногда с плеском вырывались
вверх между камней.
Крик кита едва не напугал Олафа —
резкий, будто обиженный. Он посмотрел на море в поисках плавника, и
орка не заставила себя ждать: выпрыгнула из воды и с каскадом брызг
грузно плюхнулась под волну. Высунула голову, прокричала что-то
возмущенно, исчезла — и опять, разогнавшись, взлетела над волной.
Олаф видел ее силуэт сквозь прозрачную воду в тени острова,
различал даже, как работает мощная лопасть хвостового плавника,
поднимая орку вверх. И хотя он сотни раз смотрел, как тягловые
косатки играют возле берега, все равно это зрелище завораживало. А
еще — исчезло ощущение одиночества.
Наверное, она обрадовалась, увидев
человека. Кто же знает, что ее так возмутило, — то, что он долго не
выходил на берег? Или она ждала, что Олаф станет угощать ее рыбой?
Кто бы его угостил рыбой… Или хотела, чтобы они вместе отправились
на Большой Рассветный, к ее родичам, ее семье? Олаф тоже этого
хотел.
На Озерном своих косаток не было, они
приходили в Узорную с баржами из Сухого Носа или Маточкиного Шара,
хотя электрохимические двигатели редкостью тогда уже не считались.
Олаф мальчишкой бегал вместе со всеми смотреть на китов.
Кого-нибудь из ребят заранее посылали на маяк — его верхняя
площадка была видна из школьных окон, и «разведчик», завидев баржу,
передавал русской семафорной азбукой: «Идут». Тогда посвященные в
заговор дожидались перемены и сбегали со следующего урока на
причал.