— Так что вы хотели?
— Ваш номер мне дала Ксения Тихоновна, директор школы. Я сказал
ей, что хочу с вами обсудить кое-какие аспекты преподавания. Я
действительно ваш коллега, моя фамилия Коновалов…
«Это который Конь?», — чуть не ляпнул Роберт, но удержался.
Собеседник между тем продолжал:
— Я, как вы, вероятно, знаете, отвечал за тот класс, который
теперь передали вам. Обстоятельства так сложились, что я предпочёл
уйти. В последний год у нас с учениками возникло… гм… устойчивое
взаимное непонимание. И я, к стыду своему, так и не нашёл способа,
чтобы разрешить ситуацию.
— А из-за чего был конфликт?
— Боюсь, что в этом вопросе я слишком субъективен. А у вас —
незамыленный, свежий взгляд. Искренне надеюсь, что вам повезёт с
этим классом больше. Вы молоды, и это огромное преимущество. А мне,
похоже, и правда пора было на пенсию…
Роберт тактично промолчал.
— В общем, — сказал Коновалов, — если не возражаете, оставлю
свои домыслы при себе. Обращу ваше внимание только на один факт,
который легко проверить по документам. Ради этого я, собственно,
вас и побеспокоил. За лето класс совсем поредел, как вы могли
убедиться. Я сегодня просмотрел список. И получилось, что из
четырнадцати…
В трубке что-то щёлкнуло, засвистело. Роберт сказал:
— Простите, вас плохо слышно. Можете повторить?
— Я говорю, из четырнадцати — уже половина… Семеро… На следующей
неделе будет восьмая…
— Опять не расслышал. Что там про семерых? Алло!
Но связь прервалась окончательно и бесповоротно. Роберт выждал
ещё какое-то время, потом пробормотал:
— Ёлки-палки, как же вы все достали.
Бросил трубку и вернулся на кухню.
Поев и умывшись, он долго ещё лежал на диване с пультом в руке,
но по таинственному каналу ничего больше не увидел. Остальные же
передачи казались уныло-пресными, да ещё и комары зудели над ухом
мерзко и нагло.
Заснул он за полночь.
Ему приснилось, что он опять идёт через поле в сторону
санатория. И снова солнце заслоняется облаком; налетает ветер,
швыряясь пылью. Роберт отворачивается — и замечает в пейзаже
какой-то неестественный штрих. Присматривается, но никак не может
понять, что конкретно его смутило. Злится на себя, напрягает
память…
И просыпается.
При ярком солнечном свете приключение с телевизором уже не
казалось столь драматическим. Теперь, когда ночная жуть схлынула,
хотелось простых ответов. На ум всё настойчивее приходили аргументы
в пользу того, что фильм про Ельцина и Руцкого мог-таки оказаться и
постановочным…