А в самом центре маленькой квебекской деревеньки стояли, как часовые, три громадные сосны.
Оливье был в безопасности. И тогда он ощупал карман.
Подарок. Крохотная плата. Он забыл ее взять.
Выругавшись, Оливье обернулся через плечо и взглянул на лес, сомкнувшийся за его спиной. И снова подумал о маленьком полотняном мешочке в углу хижины. О той штуке, которой дразнил его Отшельник. Которую обещал ему, которой водил перед его носом. О той вещи, которую спрятал прячущийся человек.
Оливье устал, был недоволен и зол на себя за то, что забыл подарок. И был зол на Отшельника за то, что тот не отдает ему той, другой вещи. Вещи, которую он давно заработал.
Он помедлил, потом повернулся и снова пошел в лес, чувствуя, как растет страх, подкармливая его злость. Постепенно он перешел на бег, сопровождаемый голосом, который звучал у него в ушах. Подгонял его.
«Хаос уже здесь, старичок».
– Возьми трубку.
Габри натянул на голову одеяло и замер. Однако телефон продолжал звонить, а Оливье, спящий рядом с ним, ничего не слышал. Габри видел, что за окном моросит дождичек, и чувствовал, как сырость воскресного утра проникает в спальню. Но под пуховым одеялом было уютно и тепло, и он не имел ни малейших намерений вылезать оттуда.
Он толкнул Оливье:
– Просыпайся.
В ответ – только храп.
– Пожар!
По-прежнему никакой реакции.
– У нас Этель Мерман![2]
Ничего. Господи боже, уж не умер ли он?
Габри наклонился над своим партнером, увидел чудесные редеющие волосы, разметавшиеся по подушке и по лицу. Спокойные глаза закрыты. Габри ощутил запах пота Оливье с мускусным привкусом. Скоро у них появится душ, и тогда они будут пахнуть мылом от «Проктер энд Гэмбл».
Телефон зазвонил снова.
– Это твоя мать, – прошептал Габри в ухо Оливье.
– Что?
– Звонит твоя мать – ответь.
Оливье сел, с трудом открыл глаза – в них стоял туман, будто он только что вышел из длинного туннеля.
– Моя мать? Но она давным-давно умерла.
– Если кто и мог бы восстать из мертвых, чтобы тебя оттрахать, то лишь она одна.
– Пока меня трахаешь ты.
– По твоему желанию. Возьми трубку.
Оливье протянул руку через гору, которая была его партнером, и взял трубку.
– Oui, allô?[3]
Габри снова зарылся в теплую кровать, скользнув взглядом по светящемуся циферблату часов: шесть сорок три. Воскресного утра. Длинного уик-энда Дня труда.