Златовласый парень резко повернулся
и посмотрел на борова. От яростного взгляда по телу священника
пробежал холодок. Епископ сделал вид, что не испугался и
рявкнул:
— Чё пялишься, молокосос? С первого
раза не понял? — мужик медленно замахнулся кулаком. — СВАЛИЛ С
ДОРОГИ!
Юноша не стал препираться. Не встал
в боевую стойку. Лишь томно вздохнул и направил ладонь на
толстомордого.
В тот же миг голова Епископа
оказалась зажата в коробе света. Магические стенки были почти
прозрачными. Сквозь них отлично проглядывалась приплюснутая со всех
сторон гримаса.
— Увлюток! Отфувти! — неразборчиво
шипел церковник. — РЫФАРИ! ФЮДА!
Световой короб продолжал сжимать
голову толстяка. Прошло не больше десятка секунд, а башка уже
сильно покраснела. На грузной шее вздулись вены.
— А НУ СТОЯТЬ! НЕМЕДЛЕННО ОТПУСТИ
ЕПИСКОПА! — из-за угла выскочил отряд рыцарей. Их командир тут же
вступился за церковника, которого должен был охранять. — ТЫ ХОТЬ
ЗНАЕШЬ, ЧТО С ТОБОЙ БУДЕТ...
Лишь подобравшись ближе он смог
рассмотреть юношу и распознать знакомые черты: золотистые, словно
солнечные лучи, волосы, изумрудного цвета глаза, детское
непринуждённое личико и чистейшая магия света. Кто, если не
Патриарх Церкви бога Света идеально попадает под это описание?!
— В-ваше С-с-святейшество, к-как вы
оказались в нашем м-маленьком городишке? — кланялся рыцарь, совсем
позабыв о первоначальной цели. — В-вы же должны быть в
столице...
— По-твоему мне следует докладывать
о своих передвижениях мелкому командиришке рыцарского отряда? —
холодно произнёс Патриарх.
— КХЭ-КХЭ!!! — Епископ лупил руками
о магические стенки, пытаясь выбраться из плена. Короб света был
достаточно прочным, чтобы не разбиться от пары обессиленных
шлепков.
— В-ваше Святейшество, не могли бы
вы... — рыцарь повернул голову в сторону полуживого борова.
— Не мог бы что? — всё также
безучастно спросил белокурый.
Парень понял, что от него хочет
воин. Но вот незадача: он — Патриарх Церкви, а зажатый в тисках
священник — всего лишь Епископ. Причём не кто-то важный, а обычный
глава из удалённого региона страны.
Ко всему прочему, толстяк уже
натворил немало дел: издевался над монахиней, пользовался именем
Церкви, дабы угрожать жителям, а в заключении — неуважительно
отнёсся к самому Патриарху. Лишь одного преступления из
перечисленного было бы достаточно для смертной казни, и юноша был
убеждён, что это далеко не последнее, чем промышлял Епископ.