– Но мы-то правильно живем? – спросила Машка
– Ну конечно, мы правильно живем, золотко.
Лекс шел нам навстречу и махал рукой.
– Неужели нагулялись?
– Сбежали…
Он подхватил на руки хохочущую Машку и покружил ее в воздухе. В аскетичных декорациях бесснежного зимнего парка жизнь казалась простой, ясной, просторной. Не было у нас никакого, прости господи, кризиса. Что за ерунда пришла мне в голову с утра? Нам просто нужна другая квартира. Вот и все. Нам давно уже было физически тесно на этих восемнадцати метрах. Мы любили друг друга, но мы мешали друг другу. Даже крысы – умнейшие социальные животные – звереют, если посадить их в слишком тесную клетку. Сколько уже можно выбирать и откладывать?!
И, словно услышав эти бессвязные, яростные мысли, Лекс опустил Машку на землю и повернулся ко мне:
– Я позвонил насчет той хаты на Отакара Яроша, агент подъедет к пяти.
– А как же… – Мне не хотелось просить маму о помощи, она не откажется, конечно, но…
– Нина Ивановна присмотрит за Машкой, я договорился.
Идеальный муж. Идеальный менеджер.
– Цена, конечно, сильно завышена… – сказал Лекс, и я поняла, что квартира ему нравится.
Дом был старый, с высокими потолками и окнами на солнечную сторону. Свет и простор – остальное меня не особенно интересовало. Шесть минут до метро, четыре до источника в Саржином яру – родной, любимый еще со студенчества, обжитой район. Общежитие биофака стояло (и продолжает стоять) на другом конце этой же самой улицы. И пускай из дыры в кухонном потолке там порой сыпались крысы, в туалете вечно не было света, а в душевой горячей воды, годы, проведенные в этих нищих, ободранных стенах, до сих пор помнились как счастливейшие.
Через дорогу был школьный сад с цветущими яблонями, под ними, разложив атлас Синельникова на траве, мы готовились к сдаче экзамена по анатомии. В киоске на Клочковской принимали стеклотару, когда становилось совсем невмоготу, можно было пройтись по студгородку, насобирать бутылок и купить себе шоколадку или пару бананов, или замороженного минтая, на котором наледи было больше, чем рыбы.
Странное дело, я никогда не думала о своей юности как о «голодной». А как начну вспоминать, обязательно получается «про еду».
Лекс кашлянул, возвращая меня в реальность. Я опомнилась. Подошла к окну.
– Летом здесь пекло наверняка… – протянула я, трогая оконную раму, с которой сыпалась старая краска.