– Знай, Алексеич, что никакая болезнь просто так не приходит. Всему свой повод есть, – начал я объяснять старику. – Исток недуга любого – это порок людской. Чем больше человек пороку подвержен, тем больше он отравляет сам себя. Каков твой порок, Алексеич?
Каков порок Алексеича, я и без него знал. Но нужно было, что бы он сам признал его – только тогда бы исцеление было возможно. Старик потупил голову. Стыдно было ему говорить. Тем более ведь не молодой уже был.
– Эх, Порфирька… Знаешь ты ведь мой порок, да и все наверно знают, – поник Алексеич. – Обманывать я грешен, что тут говорить… Сколь помню себя, все время обманщиком был. Дитятком был – матушке врал, в школе – учителям да ребятам, а на заводе – рабочим… Но я ведь не со зла… Просто хотел, чтоб уважали меня, – дед совсем опечалился.
– Не печалься, Алексеич, ты так, – утешил я деда. – То, что ты порок свой признал, это похвалы заслуживает. Теперь же, если хочешь здоровым быть, ты должен правдивым быть всегда и со всеми. Ложь – главный отравитель печени, запомни…
Дед все понимал, что я говорю. Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидел истинное желание быть здоровым, честным человеком.
Отвар готов был уже. Я пошел на кухню, чтоб ковшичек с огня снять и преподнести отвар Алексеичу. Держа в руках горячую кружку отвара хвои, отправился я вновь к деду.
– Держи, – говорю, – да пей глотками небольшими. А ты чего хотел? Это не квас тебе…
Поперхнувшись, дед продолжал пить. Хвойный отвар был горек, но горечь эта целебной была. Хвоя изгоняла из печени и желчного пузыря всю чернь, что отравляла их. Выпив отвар, дед произнес:
– Хорошо-то как стало… Но боль не прошла еще, – покосился на меня Алексеич.
– А ты что хотел? – спрашиваю. – Такие недуги не проходят за мгновенье. Отвар этот будешь принимать каждый день по два раза. Нюрке твоей покажу, как отвар готовить, она тебя поить будет.
Через четыре месяца, когда весна наступила, я проведал Алексеича. Постучал я к нему в дом, а дверь мне Нюрка открыла. Выглядела она много лучше, чем прежде. От былой грусти на лице и следа не осталось.
– О, это вы Порфирий! – улыбнулась мне Нюра, – Батенька в огороде у нас, проходи.
Нюра проводила меня в огород к Алексеичу. Оглядев огород, я увидел старика за теплицей – в грядках он копался.
– Здорово, – говорю, – Алексеич!