***
– Продается?
– Продается.
– Почем?
– А у тебя деньги —то есть?!
– Денег у меня столько, что, если захочешь, и тебя куплю…
– Ну, давай, дорогой, давай! Только на кой тебе это мое искореженное тело! Я только душу продаю. У меня душа, знаешь, какя хорошая! Мучаться тебя не заставлю, своими руками выну и преподнесу ее тебе, дорогой, подходи!
– Ну, вот тебе и деньги! Давай душу!
Илуда вскочил с кровати, как ошпаренный.
– Ваа, это что за цветной сон был, – невольно воскликнул он, – я до этого только черно-белые сны видел, а сейчас и цветной увидел! Цветной, да такой ужасный и противный, фу-у! И приснится же такое! Откуда берется?.. – Илуда скривился, и трижды сплюнул.
«Интересно, я кем был: продавцом или покупателем?» – подумал одурманенный со сна Илуда и плеснул себе на лицо и шею пригоршни холодной воды. Чувствовал он себя паршиво, выглядел угрюмым, удрученным безо всякой причины. Еще раз плеснул на лицо живительной влагой и… С улицы послышался голос Нарсима.
– Пошли, брат, пошли, вот-вот осветит солнце нашу скалу, – вызывал он друга.
– Уух, Нарсим, не знаю, как ты, а у меня сегодня что-то сердце не лежит к этой работе, – пробормотал как бы про себя Илуда, но вытер лицо и вышел на улицу, где с мотком веревки на плече ждал его улыбающийся побратим. Да, Нарсим всегда так улыбался, – даже тогда, когда сердился.
Илуда без слов снял с плеча Нарсима тяжелую веревку, и перекинул ее себе за спину. Он всегда так поступал, потому что Нарсим был худой и слабый, а сам он был полон сил и здоровья.
Придя на место, они не теряли времени даром. Уже через две минуты Нарсим был готов к спуску на скалу. Как всегда, они пропустили веревку сквозь резиновую трубу, чтобы легче скользила и не терлась бы о камни во время спусков-подъемов. И Илуда нашел на вершине голой скалы место получше, понадежнее, где можно было хорошо упереться ногами, и приготовился спускать Нарсима. Скала была очень высокой, и, соответственно, эту их деятельность нельзя было считать совсем безопасной. Максимум внимания, полная мобилизованность всех сил и умения требовались друзьям каждый раз, хотя, как говорится, беда – как вода, – неизвестно, откуда просочится… Всегда подстерегающая смертного на его пути, такая «беда» именно сегодня выскочила из своей засады на друзей. А события развивались таким образом: всесторонне подготовившийся и надежно привязанный к веревке Нарсим лишь малость поторопился. Хотя в этих обстоятельствах слово «малость» совсем не означало малости. А вернее, этот промежуток времени, длиной в две секунды, в который Нарсим опередил традиционное развитие событий, оказался достаточным, чтобы… Руки, протянутые Илудой к груде веревок, застыли, он увидел, с какой скоростью стала раскручиваться брошенная им свернутая веревка, как она заскользила по закраине скалы, как все уменьшалась, таяла эта груда на глазах… А Нарсим спускался по скале. Хотя он не спускался, он падал, летел в свободном падении! Все решали секунды: Илуда сначала схватился руками за скользящую вниз веревку, но ничего не сумел сделать, ощутив в ладонях страшную боль от ожога… Он в тот момент только-только собрался надеть рукавицы, когда привязанный к веревке Нарсим уже начал спуск – с веревкой, которую, как он думал, уже держали сильные, надежные руки друга. Илуда в десятую долю секунды принял решение: в уже ополовиненной оставшейся груде веревок он мгновенно схватил второй конец веревки, быстро намотал его на руку, обеими руками крепко вцепился в веревку и опрокинулся навзничь на поверхность скалы, уперевшись ногами в давно выбранный им надежный упор – в ожидании страшного удара, который последует от натяжения веревки, когда длина её закончится… Мышцы всего его тела были напряжены в готовности принять этот страшный удар.