— Так чего не отдала? – резко спрашивает,
крепко сжимая руль. – Булату это бы не зашло!
— А при чем тут Булат? Мы говорим о тебе!
Почему ты вечно съезжаешь с темы, как только речь заходит о тебе?
— Потому что мне нечего о себе рассказать.
— Ну не скажи, ты как раз самая загадочная
персона в моем окружении. Будь бы Булат на твоем месте, он бы уже вчера трахал
меня возле стены и не мучился угрызениями совести, – вижу, как Эмин кривится от
моих грубых слов, ему неприятно слышать такую правду или претит сама мысль, что
сравниваю его поведение с поведением брата, вопрос века.
— О да, Булат бы оценил такой подарок, –
цедит сквозь зубы, сжимая челюсть так сильно, что я начинаю беспокоиться о
сохранности его зубов.
— Ты с братом в контрах что ли?
— Нет, чего мне с мальчиком тягаться, ему до
меня не допрыгнуть, я же опускаться до его уровня не собираюсь.
— Как ты культурно его принизил.
— Не принизил, а сказал, как есть. Булат
мальчишка, не желающий отвечать перед семьей и нести ответственность за свои
поступки. Он в Москве напрочь забыл все, что ему вбивали в голову с детских
лет.
— А ты не забыл?
— Нет. Я всегда помнил, чем обязан семье, что
должен вернуться в родной город и занять свое место.
— Скучно. Мне кажется, дядя Шахид так не
заморачивался.
— Дядя Шахид, как и Булат, второй в семье, с
них строго не спрашивают. Дед очень требовательно относился к моему отцу, ко
мне, то же самое будет и с моим сыном.
— Твой дед до сих пор жив?
— К сожалению, нет.
— Значит, ты не обязан ломать жизнь своему
ребенку, пусть сам выбирает, как ему жить. Вдруг твой сын поймет, что ему
нравятся вовсе не девочки, а мальчики!
— Что? – Эмин резко дает по тормозам, меня
швыряет вперед, чуть не въезжаем в зад впереди стоящей машины. – Ты рехнулась?
– рявкает он, зло сверкая глазами.
— В Европе такое сплошь и рядом!
— Мы не в Европе!
— Я искренне сочувствую твоей будущей жене и вашим
детям, ибо с таким деспотом, который на корню пресекает любое право выбора,
тяжело жить!
— Сочувствуй себе, нечего докапываться до
моей жены и детей!
— Когда злишься, ты очень мил! – Смеюсь над
сердитым выражением лица Эмина. – И знаешь, это меня заводит! – ерзаю на
сиденье, расстегиваю рубашку до ложбинки между грудями, поглаживаю себя
пальцами по коже. Эмин прикрывает глаза, сжимает губы, хмурится, шумно выдыхает
и смотрит вперед.