.
Дополняя данную позицию, В. Е. Юрченко предлагает включить в определение морального вреда указание на нарушение нормального психологического состояния человека, вызванного преступным посягательством на охраняемые законом субъективные права и законные интересы, а также иные блага[34].
Как нам представляется, споры вокруг содержания морального вреда в большинстве своем вызваны тем, что законодатель использовал не совсем удачный термин.
Дело в том, что под «моралью» в русском языке понимаются «нравственные нормы поведения, отношений с людьми, а также сама нравственность»[35]. Нравственность же – это «внутренние, духовные качества, которыми руководствуется человек; этические нормы»[36]. Как видно, «мораль» применительно к личности есть не что иное, как «совокупность представлений об идеале, добре и зле, справедливости и несправедливости»[37]. Однако в большинстве случаев вред находит выражение не в моральных (этических) страданиях, а в негативных психических реакциях потерпевшего. Раз в результате преступления (или покушения на него) нарушается психическое состояние потерпевшего, причиняемый вред правильнее было бы назвать «психическим».
Предлагаемый нами вариант уже давно применяется в зарубежном законодательстве. Так, право Великобритании и всех штатов США закрепляют понятие «психологический вред» (psychological damage), который определяется как «физические и психические страдания» (physical and mental sufferings)[38], причем под психическими страданиями англо-американская судебная практика понимает то, что отечественный законодатель называет «моральным вредом».
В науке, выделяя материальную и процессуальную фигуры потерпевшего, часто игнорируют виктимологическую характеристику последнего[39]. Те авторы, которые все же ее рассматривают, допускают серьезную ошибку при разграничении уголовно-правовой и виктимологической природы потерпевшего. Так, они неоправданно расширяют виктимологическую категорию за счет включения в число потерпевших всех пострадавших от проявления человеческой жизнедеятельности. Такой взгляд на проблему может привести и подчас приводит к разделению виктимологии на общую, «криминальную»[40], «деликтную»[41], «психиатрическую»[42] и др.
Еще в 1975 г. Б. Мендельсон в своем труде «Общая виктимология» настаивал на включении в орбиту науки о потерпевших не только от преступлений, но и от природных катаклизмов, геноцида, этнических конфликтов и войн. Как нам представляется, разделение науки на виктимологию в «узком» и «широком» смысле является искусственным и бесполезным. Мы солидарны с В. Е. Квашисом, который считает, что «такой подход размывает границы виктимологии, исторически сложившейся как науки о жертвах преступлений, привносит в разной мере условное, но вряд ли оправданное ее разделение»