– Как обрадуется мисс Дарси, получив такое письмо!
Он ничего не ответил.
– Вы пишете с такой необыкновенной быстротой.
– Вы ошибаетесь. Я пишу довольно медленно.
– Сколько писем вам приходится писать на протяжении года! И сколько деловых! Меня они приводили бы в ужас!
– В таком случае очень удачно, что писать их мой жребий, а не ваш.
– Прошу, сообщите вашей сестрице, что мне не терпится увидеться с ней.
– Я уже один раз по вашему желанию написал ей это.
– Боюсь, вам не нравится ваше перо. Разрешите, я его очиню. Я очень хорошо чиню перья.
– Благодарю вас, но я сам чиню свои перья.
– Как вам удается писать так ровно?
Он промолчал.
– Скажите вашей сестрице, что я в восхищении, узнав про ее успехи в игре на арфе, и прошу, не забудьте упомянуть, в какой восторг меня привел ее прелестный рисунок для столика и что, по-моему, он, несомненно, превосходит рисунок мисс Грантли.
– Вы не позволите отложить ваши восторги до моего следующего письма? На этом листе осталось слишком мало места, чтобы я мог воздать им должное.
– О, это не важно. Я ведь увижусь с ней в январе. А вы всегда пишете ей такие очаровательные длинные письма, мистер Дарси?
– Обычно они бывают длинными, но всегда ли очаровательными, судить не мне.
– Я совершенно уверена, что тот, кто способен с легкостью написать длинное письмо, не может писать плохо.
– Для Дарси это не такой уж комплимент, Каролина, – воскликнул ее брат, – потому что он вовсе не пишет с легкостью. Слишком уж он привержен всяким длинным ученым словам! Ведь правда, Дарси?
– Стиль моих писем заметно отличается от твоего.
– Ах! – вскричала мисс Бингли. – Чарльз пишет с невообразимой небрежностью. Он опускает половину слов, а остальные покрывает кляксами.
– Мои мысли текут так быстро, что я не успеваю их выразить, и поэтому мои корреспонденты порой не находят в моих письмах ни единой связной мысли.
– Ваша скромность, мистер Бингли, – сказала Элизабет, – обезоружит любой упрек.
– Нет ничего обманчивее скромности, – возразил Дарси. – Нередко это не более, чем равнодушие к чужим мнениям, а иногда и скрытое хвастовство.
– И чему из двух ты припишешь мой недавний образчик скромности?
– Скрытому хвастовству. Потому что на самом деле ты гордишься изъянами своей манеры писать, считая их следствием быстроты мысли и небрежения к ее запечатлению на бумаге, а это, на твой взгляд, если и не достойно хвалы, во всяком случае, придает тебе интересность. Способность делать что-либо быстро всегда ценится ее обладателем, нередко не замечающим несовершенств, к каким приводит эта быстрота. Когда нынче утром ты сказал миссис Беннет, что соберешься за пять минут, если когда-нибудь решишь покинуть Недерфилд, ты видел в этом род панегирика себе, высокой похвалы. Но что столь уж достойного в сумасбродной поспешности, которая помешает завершить необходимые дела и не принесет пользы ни тебе, ни кому-либо еще?