– Именно! А Дарси взамен может забрать тебя! – Его раскатистый смех заполняет воздух, и я хохочу не меньше его.
Все эти маленькие ссоры, скорее символические, когда Хардин смеется как ребенок, мгновения, когда улетучивается вся та ерунда, которую мы успеваем наговорить друг другу, защищают меня, как невидимые экраны, от суровой реальности наших отношений и от всех преград, что до сих пор лежат между нами.
– Я, кажется, слышал, как он вышел из ванной, – говорит Хардин прежним тоном.
– Пойду пожелаю ему спокойной ночи. – Я выкручиваюсь из объятий Хардина и целую его в лоб.
В гостиной сразу замечаю, как странно смотрится одежда Хардина на отце, но, по крайней мере, сидит она лучше, чем я ожидала.
– Еще раз спасибо за одежду. Я оставлю ее здесь, когда буду утром уходить, – говорит он.
– Да все нормально, можешь забрать ее… если тебе нужно.
Он садится на диван, кладя руки на колени.
– Ты уже сделала для меня гораздо больше, чем я заслуживаю.
– Все нормально, правда.
– Ты гораздо более понимающий человек, чем твоя мама, – улыбается отец.
– Не уверена, что правильно все понимаю, но я хочу прояснить для себя ситуацию до конца.
– Все, чего я прошу, это немного времени, чтобы познакомиться немного с… ну, с моей взрослой дочерью.
Я натянуто улыбаюсь:
– Я бы тоже этого хотела.
Я знаю, он прошел долгий путь, и я не забыла его в ту ночь. Но он мой отец, и у меня нет сил его ненавидеть. Мне хочется верить, что он может измениться; я уже видела, что это возможно. Отец Хардина, например, полностью изменил свою жизнь, хотя Хардин так и не смог позабыть его тяжелое прошлое. Я видела, как изменился Хардин. А поскольку таких же упрямцев, как он, еще поискать, думаю, есть шанс и у моего отца, неважно, сколько горя он хлебнул.
– Хардин меня ненавидит. Чувствую, мне надо удавиться, чтоб ему понравиться.
У отца заразительное чувство юмора, я хихикаю.
– Да уж, это точно.
Смотрю в коридор и вижу мрачного парня в черном, подозрительно наблюдающего за нами.
Тесса
– Выключи его, – стонет Хардин, когда будильник начинает греметь в темной спальне.
Шарю впотьмах в поисках телефона, наконец я бью пальцем по экрану, и неприятный звук прекращается. Сажусь на постели, и плечи тянет вниз под весом сегодняшней угрозы: решение университета об отчислении Хардина, возможность предъявления Зедом обвинений против него и, наконец, предполагаемая реакция Хардина на сообщение о том, что я хочу перебраться в филиал Vance Publishing в Сиэтле и что я хочу, чтобы он тоже туда поехал, хотя он во всеуслышание заявлял, что ненавидит этот город. Не знаю, что меня пугает больше. Когда я включаю свет в ванной и плещу холодной водой себе в лицо, то понимаю, что обвинения в нападении – самое худшее. Если Хардин окажется в тюрьме, я понятия не имею, что мне делать и что будет делать он. Даже мысль об этом вызывает у меня тошноту. Вспоминаю о просьбе Зеда о встрече и прокручиваю всевозможные варианты тем нашего разговора, особенно с учетом его фразы о «влюбленности по уши» в меня, сказанной во время нашей последней встречи.