Однако вернемся к первому законодательному акту Древней Руси. Можно ли считать, что на содержание «Русской правды» оказали влияние кроме упоминавшихся и другие принципы уголовного права? Как в этом отношении быть с таким фундаментальным принципом современного уголовного права, как принцип вины?
В связи с этим В. О. Ключевский отмечал: «Правде, впрочем, не чужды и нравственные мотивы: она отличает убийство неумышленное, “в сваде” или “в обиду”, от совершенного с заранее обдуманным намерением, “в разбое”, преступление, обличающее злую волю, от правонарушения, совершенного по неведению, действие, причиняющее физический вред или угрожающее жизни, например, отсечение пальца, удар мечом, не сопровождавшийся смертью, хотя и причинивший рану, отличает от действия менее опасного, но оскорбительного для чести: от удара палкой, жердью, ладонью или если вырвут усы или бороду, и за последние действия наказывает пеней вчетверо дороже, чем за первые; она, наконец, совсем не вменяет действий, опасных для жизни, но совершенных в случае необходимой обороны или в раздражении оскорбленной чести, например, удара мечом, нанесенного в ответ на удар палкой, “не терпя противу тому”»148.
Понятно, что древнерусскому законодательству известны случаи объективного вменения.
Так, в ст. 7 «Русской правды» (Пространная редакция) было записано, что «за разбойника люди не платять, но выдадять и всего с женою и с детьми на поток и на разграбление»149. Жена и дети с позиций «нравственного мотива» ни преступления, ни гражданского правонарушения не совершали, однако в счет возмещения ущерба могли быть превращены в холопов, т. е., по сути, они рассматривались в качестве имущества разбойника.
Тем не менее «нравственный мотив» (если под ним понимать нынешние вину или ее степень) и помимо того, о чем писал В. О. Ключевский, в том законодательстве был достаточно хорошо представлен. Прежде всего он находил выражение в круге деяний, наказуемых по «Русской правде», большинство из которых предполагало отчетливое понимание социального значения. Так, человек в здравом уме и тогда ясно осознавал, что, ударяя другого батогом, мечом в ножнах, укрывая раба (ст. 3, 4, 11 Краткой редакции150) либо используя без спроса чужого коня, похищая зерно из закрытого помещения, поджигая гумно или двор (ст. 33, 43, 83 Пространной редакции