Вот и сегодня ночью Надин видела себя и Михаила Александровича, растянувшихся посреди луга, обнимающихся и задумчиво глядящих на проплывающие облака.
– Скажи, Синичка, – обратился он к ней, – на что похоже это длинное продолговатое облако?
– На еловую шишку, – ответила она, приглядевшись.
– Да, теперь мне тоже так кажется, – слегка смутившись, но взявши себя в руки, произнес он, вздыхая, – какая же ты еще маленькая и несмышленая, – продолжил Мишель, сильнее к ней прижимаясь, – я тебя очень сильно люблю, но ты же понимаешь, что я не могу бросить Татьяну сейчас, надо подождать, перетерпеть это, а пока, – он поцеловал ее в шею, – пусть все думают, что Синичка – хорошая девочка.
Надин хотела ответить, но в тот самый момент проснулась и увидела сладко сопящего на соседней постели Воробышка. Она откинула одеяло, тихо на цыпочках подкралась к сестре и громко прокричала в самое ухо: «Пожар!» Вера вздрогнула, но тут же, привыкшая к подобным выходкам, отвесила подушкой увесистый подзатыльник, а Синичка, как всегда, взорвавшись своим заливистым смехом, набросилась на сестру и стала ее душить, Вера была гораздо сильнее и без труда справилась с разбушевавшейся Надин, после они принялись одеваться, чтобы скорее выбежать на террасу: Синичке не терпелось поздравить дядю с днем рождения – сегодня она могла позволить себе немного больше нежности по отношению к нему, чем в другие, не вызывая никакого подозрения.
Надежда устроилась за завтраком так, чтобы, не отрываясь, глядеть на задумчиво опустившегося в кресло-качалку Смернова и беспрестанно ему улыбалась, а Михаил Александрович, принявший это за просьбу совершить конную прогулку, произнес:
– Синичка, я должен сначала просмотреть утреннюю почту, которую доставят с минуты на минуту, а потом с удовольствием с вами прокачусь, только до леса и обратно.