. Это верно. Вместе с этим маловероятно, что государствоведы того периода ощущали необходимость серьезной теоретической разработки государственно-правовых институтов, формализации предмета и системы отрасли. Исключительная ориентация на потребности практики государственных учреждений сконцентрировала научный потенциал столичных профессоров именно на толковании (описании) и надлежащем применении действовавших в Российской империи законов. Некоторые, продиктованные практическими потребностями, законодательные обобщения «законоискусников» имели, повидимому, главным своим положительным выходом удовлетворение необходимости подготовки Свода законов. Данный вывод является гипотетическим. Подготовка Свода, осуществляемая М.М. Сперанским, велась по двум направлениям: 1) составление выписок из законов и 2) историческое и догматическое изложение законодательства
39. Таким образом, некоторые законоположения, включаемые в Свод, непосредственно не проистекали из действующих до кодификации законов, а явились плодом теоретических обобщений создателей Свода. Прямых свидетельств того, что М.М. Сперанский в связи с необходимостью толкования или теоретической разработки обращался к трудам «законоискусников», нам к моменту подготовки данного исследования обнаружить не удалось.
Весомый вклад в дело систематизации государственных законов и обособление догмы государственного права внес профессор И.В. Васильев, систематически изложивший начала русского государственного права – существо верховной власти и права состояния – сначала в речи 1824 г.40, затем, двумя годами позже, в своем первом учебнике41, который, по меткому замечанию А.В. РомановичаСлаватинского, был назван первым учебником русского государственного права42. По сути профессор Московского университета очертил этими двумя разделами границы главнейшего отдела в системе государственного права, позже названного юридическими позитивистами правом государственного устройства.
Действительную заслугу «законоискусников» составила, разумеется, не система изложения материала, а методология, которой они пользовались при изучении и комментировании законоположений. Сугубо практические цели могли быть достигнуты лишь посредством применения догматических и логических приемов при толковании и применении норм законов, что создало благоприятную почву для последующей собственно научной разработки государственно-правовой проблематики в формально-юридическом духе. В этом смысле традиция юридического позитивизма (если ее можно было тогда так называть), привнесенная на российскую почву в 1830-е гг. профессорами Г. Эверсом и К.О. Дюгамелем из германской юриспруденции, нашла для себя благодатные национальные условия. Основываясь на принципиальном методологическом сходстве, можно предположить, что предтечей позитивистского направления в русском государственном праве явилось именно «законоискусство», кстати, также западное по происхождению.