– Я опоздала, простите! – было первым, что услышали Вика и Павел, самозабвенно разглядывавшие фото из альбома. Павел сам слышал о войне только от бабушки, ну и от мамы, конечно, хотя маме тогда было столько, сколько Вике сейчас.
Вика и её отец переглянулись, и первое, что оба подумали – что с ней? Как подменили!
– Паша, как твой заказ? – Она вошла в гостиную, погладила Вику по голове (девочка как окаменела – от неожиданности) и поцеловала мужа. – Прости, до меня сегодня было не дозвониться!
– Заказ мой, – сообщил Павел. – На выходных придётся поработать. Хороший заказ.
– Сколько? – Это из Марии ничто не вытравит. С молодости её интересовало, сколько стоит, да сколько платят…
Павел назвал – сколько, и не без удовлетворения посмотрел, как у Марии широко открываются глаза.
– Папа!! – Вика в восторге. – Теперь съездим, да? Съездим на море, да? Ты обеща-а-а-ал!
– Съездим, – подтвердил Павел, подхватывая её на руки. – Вот закончу, деньги получу и…
– Ур-р-ра! – Вика захлопала в ладоши. – Мама, пошли ужинать, у нас всё готово!
Мария вновь обняла Павла и тот ощущал, что жена в смятении, в большом смятении.
Елена, подумал он. Афанасьевна. Я видел её! Плевать, что она якобы умерла, я видел! А если есть она, есть и Елена.
Новый день, а всё как будто вчерашний тянется.
Елена сидела дома и всё валилось из рук. Не рисовалось, не читалось, ничего. Спасалась только прогулками. Аделаида Семёновна, её менеджер, посмотрела на заплаканную сотрудницу, и приказала: на работу не ходить, если нужен доктор или что-то ещё, сразу же звонить. Всё-таки добрый она человек, хоть и любит иной раз голос повысить. Не беспокойся о деньгах, добавила Семёновна, тебе за работу и так премия полагается. Приди в себя, отдохни, я же вижу, на тебе лица нет. Неделю можешь не появляться.
…Елене показалось, что она задремала. Сон не шёл, стоило попытаться уснуть, как начинали сниться тёмные лесные тропинки, гаснущая киноварь заката, ветер, крутящий листья вихрем – как чаинки в стакане. И человек. Он шёл и шёл, он уходил, и она не могла его догнать. Человек был совсем как Паша, и походкой, и ростом, только вот сутулился, а Паша не сутулится.
И никого. Ни людей, ни зверей, ни птиц – печальный лес, стылый вечер и умирающий закат.