Но самое замечательное произошло после смерти отца. По крайней мере лишь тогда я обратил на это внимание. Однажды вечером, вскоре после похорон, я разбирал его вещи и наткнулся на исписанную от руки тетрадь в ящике письменного стола. Эти записи принадлежали сменяющимся сиделкам, которые ухаживали за отцом в течение нескольких месяцев до смерти (отец умудрился вопреки многочисленным советам до смерти оставаться дома) и в совокупности представляли собой своего рода «дневник» сиделки.
Первое, что мне бросилось в глаза в этом дневнике, – это аккуратность и детальность записей. Записи, сделанные синей или черной шариковой ручкой явно женской рукой, красиво шли поперек. Но чем больше я читал, тем лучше понимал, насколько однообразны были последние месяцы пребывания отца на этой земле, насколько монотонным, повторяющимся и беспросветно унылым должно было быть это финальное стояние за прилавком на рынке жизни. Конечно, когда я навещал отца, он не давал мне понять этого даже намеком. Болезнь Паркинсона лишила силы руки и ноги отца, но не его дух.
Тем не менее реальность ситуации была очевидна:
«Подняла мистера Даттона с кровати в 7:30».
«Побрила мистера Даттона».
«Приготовила мистеру Даттону сэндвич с огурцом».
«Принесла мистеру Даттону чашку чая».
И так далее. И тому подобное. До бесконечности.
Очень скоро я заскучал. И, как любой на моем месте, начал перелистывать страницы. Неожиданно что-то привлекло мое внимание. Дрожащей неуверенной рукой, крупными буквами посреди одной из страниц было написано следующее: «Мистер Даттон кувырком скатился в прихожую». Затем через пару страниц было написано: «Мистер Даттон исполнил стриптиз на балконе».
Что-то говорило мне, что он мог выдумать это. Но это был тот мой отец, о котором я рассказывал вам. Зачем пренебрегать привычками, которым он был верен всю свою жизнь?
Кроме того, правила игры изменились. За этой чепухой маячила высокая истина: история человека, чья душа была под обстрелом, чьи нервные цепи и синапсы были безнадежно и безжалостно разрушены огнем. Однако этот человек, когда его мир распадался на куски, а игра почти подошла к концу, продолжал сражаться, не проявляя никакой почтительности.
Скатывание кувырком и стриптиз одержали вверх над бритьем и сэндвичами с огурцом в любой день недели.