На третий день незнакомый женский голос спросил меня по телефону, не теряла ли я чего-нибудь. Получив положительный ответ, представилась сотрудницей особого отдела института. Мое полуобморочное состояние не пожелала бы и злейшему врагу. На выручку был немедленно брошен муж. Видно, «особисты» его высокого военного ведомства сумели договориться с коллегами и рукопись вернулась.
События, по свидетельству очевидцев, разворачивались следующим образом. Укравшие добротную кожаную сумку воры быстро отнесли ее в винный отдел ближайшего гастронома. Поинтересовались содержимым, прочли название томов рукописи «Преступление и преступность» и оперативно ретировались, скинув сумку к кассе. Дирекция передала рукопись «куда следует».
Столь подробно я описываю данный эпизод не только для того, чтобы немного повеселить читателей, но и показать молодым криминологам, как нелегко работалось их предшественникам.
В 1967 г. мы со студентами проблемной группы запланировали повторить исследование профессора М. Н. Гернета, опубликованное в книге 1924 г. «Преступный мир Москвы». Книгу написали, но с публикацией опять возникли проблемы. Без санкции цензора страны – Главлита Издательство МГУ отказалось ее публиковать даже малым тиражом. Цензор запретил публикацию скромного студенческого сборника. На аудиенции у высокого начальства мне популярно объяснили, что «данная работа очерняет наш народ». К примеру, в ней сказано, что 80 % разбойных нападений совершает молодежь до 25 лет, а это-де поклеп на наше молодое поколение. Попытки развеять сомнения беспрекословно пресекались. Так и вышел наш сборник «Сравнительное криминологическое исследование преступности в Москве 1924–1968/69 гг.» под грифом «Для служебного пользования».
В 1969 г. монографию «Преступление и преступность», уже изданную тиражом в 80 тыс. экземпляров, Мосглавлит не разрешил пускать в продажу и грозил уничтожить тираж, потому что в книге приведены абсолютные данные о преступности 20-х и 30-х годов. Пришлось пачками носить книги тех лет цензору (эту женщину до сих пор вижу в страшных снах) и показывать, что было время, когда уголовная статистика официально ежегодно публиковалась на четырех языках. Потраченных на эту «главлитовскую шизофрению» времени и здоровья хватило бы для написания еще одной монографии.