– Правда, это не в ее духе.
– А что в ее духе?
– Не знаю. Она неразговорчивая девочка.
– Вы никогда не думали, что ей нужна психологическая помощь?
– Она замкнута. Это не болезнь.
– Да, но она убежала из дому.
– Это впервые.
– Месье, как-то вы не слишком встревожены.
Невиль подавил гнев: с какой стати его судит незнакомая женщина? Когда гадалка утром позвонила ему, известие его потрясло. Но он был не из тех, кто выказывает свои эмоции.
– Ладно, я понимаю, что вмешиваюсь не в свое дело, – снова заговорила она. – Но видели бы вы ее, продрогшую, одну в лесу. Она не прихватила с собой ни одеяла, ни пальто. Эта малышка меня тронула, ей так неуютно жить на свете. Не знаю, интересуют ли вас вообще ее чувствования.
Последнее слово было для графа как пощечина. Он не впервые его слышал. Вот уже несколько лет, по неясным причинам, людей перестали удовлетворять такие слова, как «чувства», «ощущения» или «впечатления», которые между тем прекрасно выполняли свою роль. Нет, им надо было испытывать чувствования. Невиль не переносил этого словечка, столь же смешного, сколь и претенциозного.
Гадалка уловила его раздражение и сказала себе, что удар попал в цель: теперь отец девушки будет серьезнее относиться к своему долгу.
Невиль встал, давая понять, что с него хватит. Гадалка нагнала его и схватила за руку жестом, полным энтузиазма, как бы принимая его сторону, но, коснувшись его ладони, она изменилась в лице.
– Вы скоро устраиваете большой праздник, – сказала она.
– Да, в самом деле.
– На этом приеме вы убьете одного из гостей.
– Что-что? – воскликнул граф, побледнев.
Гадалка выпустила его руку и улыбнулась:
– Успокойтесь. Все будет хорошо, просто чудесно. Идемте, разбудим вашу дочь.
Если бы не это предсказание, прозвучавшее неожиданно, граф дал бы в эту минуту волю чувствам. Но, входя в комнату, он выглядел еще более замкнутым, чем обычно.
Девушка, лежавшая на раскладной кровати, не спала.
– Здравствуй, папа, – медленно произнесла она.
– Здравствуй, милая. Как ты себя чувствуешь?
Не слушая ответа, он повернулся к гадалке в надежде, что она оставит их одних. Но той явно хотелось присутствовать при встрече отца и дочери: она, вытянув шею, таращила свои круглые глаза.
Словно глядя на эту сцену со стороны, граф заставил себя изобразить эмоции, которые испытал бы, не будь пророчества и пророчицы. Он сжал в объятиях свою девочку, реагировавшую, по обыкновению, равнодушно.