На этих важных государственных должностях А. М. Никитин проявил себя одним из самых верных сторонников «силовой политики» Керенского, в связи с чем меньшевистский ЦК 2 октября 1917 г. постановил, что обладатель двух министерских постов в последнем кабинете министров отныне «не является официальным представителем партии в коалиционном Правительстве и партия не несет ответственности за его действия». Тогда же в письме Керенскому Никитин, ссылаясь на это постановление ЦК меньшевистской партии, просил об отставке с тем, чтобы «дать возможность партии ввести в состав Правительства более достойного члена, состоящего в полном контакте с ее ЦК, и за которого, а, следовательно, и за все коалиционное правительство, она могла бы отвечать».
И хотя министр-председатель это ходатайство удовлетворять не торопился, в околоправительственных кругах, как нередко в таких ситуациях случается, поползли слухи, будто министр внутренних дел не только исключен из партии, но и получил отставку со своих министерских постов. Рассказ Н. Н. Суханова о подобного рода домыслах «салонного радио» тех дней некоторые историки даже в постсоветское время приняли за действительность и стали уверять других в том, что будто «ЦК РСДРП меньшевиков исключил из партии… А. Никитина, и Керенский вынужден был отстранить его от должности». Кстати, подобного происхождения курьезы, как будет видно при детальном разборе никитинских свидетельств, не являются чем-то исключительным и в предшествующей советской исторической литературе, посвящённой «Красному Октябрю».
Написанию А. М. Никитиным своих записок предшествовал их своеобразный протограф – рассказ автора корреспонденту меньшевистской «Рабочей газеты» о событиях 25–26 октября 1917 г. в Петрограде вскоре после того, как арестованные министры-социалисты Временного правительства были выпущены на свободу. Содержание рассказа в большинстве затронутых в нем сюжетов совпадает с дневниковыми записями Ливеровского, Малянтовича, Пальчинского, беседой С. Л. Маслова, а также рассказом К. А. Гвоздева об его аресте, что позволяет утверждать о довольно высокой степени достоверности излагаемого в нем фактического материала и высказать предположение о том, что Никитин, подобно другим своим коллегам, во время нахождения в осаждённом Зимнем дворце, очевидно, тоже вел свои записи о происходящем и прежде всего о своей деятельности в эти судьбоносные дни и часы.