– Вы понимаете, уважаемый Ярослав, что мы не можем отпустить вас до выяснения всех обстоятельств?
– Да, конечно, – покорно согласился я. – Но все же я просил бы Вас позволить мне удалиться и вернуться несколько позже.
– Так не получится, – покачал головой тот из дружинников, что остановил бричку. – Придется Вам с нами в деревню ехать.
Я не стал спорить, хотя прекрасно понимал, что целый вечер будет бездарно потерян за бесцельными уклончивыми разговорами. Дружине не следовало знать ни о моем недавнем знакомстве с убийцей, ни тем более о том, что по его воле случилось в монастыре. То был вызов, брошенный мне одному, и я собирался принять его с высоко поднятой головой – по крайней мере, не привлекая тех, от кого вреда наверняка больше, чем пользы.
***
Лена сидела на табурете, подложив под себя ноги, и периодически прикладывалась к огромной аляповатой кружке, полной обжигающе горячего чая. Сегодня ей не суждено было поспать подольше, поскольку занятия начинались с первой пары, и я разбудил ее сразу, как зазвонил будильник. Лицо ее, как это обычно и бывало по утрам, решительно ничего не выражало, хотя Лена и пыталась напустить на себя вид той задумчивости, глубина которой исключает всякую возможность адекватной реакции на внешние раздражители. Я и не пытался заговорить с ней, пребывая в странном отчуждении после ночных кошмаров; поставив на подоконник свою кружку, также большую и нелепую, я ожидал, когда ее содержимое остынет. Отсюда, с высоты восьмого этажа, открывался великолепный вид на скудное убранство самого обыкновенного двора, слегка окрашенного утренней дымкой. В очередной раз я не сдержал улыбки, взглянув на стену трансформаторной будки: на темном фоне краснокирпичной кладки гордо выделялся тщательно выведенный мелом лозунг «Слава Руси!», а ниже него имелась корявая приписка из трех букв, составлявших всем известное нецензурное слово. Чему было обязано его крайне неуместное появление на этой стене, я не осмеливался даже предположить, но умилялся раз от разу.
– Вспомнил что-то смешное? – спросила Лена, уловив движение краешков моего рта. – Расскажешь?
Я неопределенно покачал головой, и она снова ушла в себя, осторожно глотнув из кружки, которую сжимала теперь обеими руками.
– Как ты не обжигаешься? – поинтересовался я.