– Помню.
– Это нанесло мощнейший удар по нашей экономике. Мне с трудом удалось оправдаться, заказав огромную тучу экспертиз независимым организациям, на оплату которой ушла половина нашего бюджета. Было доказано: мы не виноваты, и бананы у нас лучшие на континенте, выращенные без применения генной инженерии. Но всё-таки на наше реноме легло несмываемое пятно (о результатах экспертизы в газетах не напечатали). Кроме того, теперь и наша молодёжь, которая держит равнение на Север2, теперь также не верит во все мои доводы, считая меня политиканом, делающим всё, чтобы удержать власть ещё лет на пятьдесят. Знали бы они…
– В каждом положении есть свои преимущества, – медлительно произнёс Харитонов, наблюдая, как трость его зонта входит в мокрый песок. – По крайней мере, тираны не несут ни за что ответственность…
– В том то и дело, Кондрат! Это самое страшное! Я этого и боюсь. Ответственность – это то, что делает нас людьми. Она не даёт нам потерять себя и забыть о других людях. Если её нет – мы всего лишь кучка жалких зверей, которые не смыслят ничего, кроме удовлетворения своего голода…
– Каков закон джунглей, Энрике? Мы с тобой одной крови? Да, так было, пока Акелла не промахнулся. Теперь же закон – каждый сам за себя.
– Но я ещё не промахнулся! Я не позволю шакалам обманывать мой народ. Я не многим лучше, но я… Нет! Я ничем не лучше…
Президент вдруг поскользнулся на банановой кожуре, но быстро восстановил равновесие. Телохранители было дёрнулись в его сторону, но он дал им знак, что всё в порядке, и те продолжили свой путь, будто бы ничего и не произошло.
Кондрат Архипович Харитонов не попытался подхватить друга. Не по той причине, что ему было безразлично, шлёпнется ли он на песок, и не потому, что тщедушный старичок опасался, что тучное тело президента придавит его. Просто Харитонов слишком поздно среагировал, и заметил неуклюжее движение Гонзалеса уже тогда, когда тот крепко встал на ноги.
Он злился на себя. С ним это бывало не впервые, особенно в последние годы. Но именно теперь он почувствовал всю свою беспомощность. Он – профессиональный разведчик, которому была подвластна абсолютно любая миссия, который мог примерить на себя любую роль, любую маску, оказался бессилен просто поддержать своего друга.
За всю жизнь Харитонов не произнёс ни одного тёплого слова. Ему приходилось слушать исповеди в момент отчаяния, утешать, вытирать слёзы, оказывать необходимую душевную помощь, успокаивать людей, дошедших, как им казалось, до точки невозврата. Но всё это ему приходилось делать на всё том же машинальном уровне, ничего при этом не чувствуя и даже почти не замечая этого. Это просто требовалось для дела.