– А я? – думал Колька, – Что такое «я» в этом всём? Для чего я?
Он искал ответы, и всё больше натыкался на новые вопросы:
– Что меня может удивить? Я нащупываю пальцами рук камни, по которым меня тянет вверх. Я преодолеваю боль и страх. Я ставлю цель и добиваюсь результата… Может, я тоже чьё-то непременное условие… Но почему так пусто внутри? Почему нет удовлетворённости?..
Ник поправил фонарик на лбу, поискал взглядом по сторонам какой-нибудь мелкий предмет, ничего не нашёл, потом порылся в карманах, достал монету, лёг грудью на самый край крыши, и бросил монету вниз. Рассмотреть падение в деталях не получилось из-за темноты. Но там, внизу огни движения вечернего города то разбегались, то соединялись. В окнах дома напротив люди, или их тени, поодиночке или не одни – разговаривали, ругались, обнимались. И все – добрые, лживые или грустные – включали и выключали свет, не подозревая, что за ними кто-то наблюдает.
Ник перевернулся на спину: «Прожит ещё один день, но ни как у Джойса – это не целый, а всего лишь один день, – думал Ник, – И закат его ничего не вобрал в себя из моей жизни. И звёзды молчат, и не движутся. Только, вон, спутник летит. А я между небом и землёй посередине…».
Там, внизу, Ник превращался в Николая Владимировича Родина. Он ещё в школе начал комплексовать по поводу старомодного имени. И фамилия его у всех вызывала сначала вопрос: – Как-как твоя фамилия? – а потом усмешку.
Фамилия «Родин» встречалась не часто. Думая о происхождении её, Колька выстраивал цепочку размышлений так: если с фамилией Иванов имели причастность к Ивану, то предок Родин должен был иметь какие-то исключительные заслуги перед Родиной. Но какие? Да и к слову «Родина» его сверстники, уже не знающие ни комсомола, ни пионерии, относились, как к моветону. Даже смысл слов «защитить Родину» стал чем-то чужеродным, относящемся разве к великой войне сороковых. Родину уже давно не защищали. Ею не гордились. Её поминали только всуе, когда мелькали сводки новостей о помощи малым зарубежным государствам в восстановлении экономики. Мальчишки «косили» от служения Родине в армии. Чуть округлившиеся в формах девицы ассоциировали её с панелью. А взрослые – целыми семействами покидали её, примеряя на себя более тёплое именование «историческая». И Родина ушла. Ушла на второй план, в туман, став чем-то колючим, далёким и маленьким.