В ее словах столько скрытой боли, что моя просто отказывается существовать.
— Что с ней случилось? — рискую спросить едва слышно.
— Я... я не хочу об этом говорить. Давай просто молча допьем шампанское и забудем о нашем разговоре.
— Конечно.
Филиция снова делает глоток и передает бутылку мне.
— Я догадываюсь о причине твоего срыва. Виновата, должно быть, утренняя газета? — Замираю с поднесенным к губам горлышком. Мы не настолько близки, чтобы копаться в моем болезненном прошлом. Да мне и не приходится, потому что девушка сама завершает начатое: — На твоем месте я бы не спешила верить прессе.
— Эзио как-то связан с Рафаэлем Росси? — пользуясь моментом, я все же пытаю удачу в надежде выудить хоть какую-то информацию.
— Я не лезу в дела мужа и тебе не советую!
С этими словами блондинка выхватывает бутылку из моих рук и снова прикладывается к ней, после чего возвращает обратно мне. Но уже на пятом круге чувствую, что начинаю хмелеть.
— У меня никого не осталось, — вновь нарушаю паузу. — Кажется, ты тоже одинока. И мне бы не хотелось видеть в тебе врага, Филиция. Думаю, мы с тобой могли бы поладить.
— А я думаю, что шампанского тебе хватит, — иронично замечает она. Однако звучит это без присущего ей высокомерия. Да уж, несмотря на ангельскую внешность, характер у этой девушки поистине стервозный.
— Тут я с тобой соглашусь. — Неуверенно поднимаюсь на ноги и держусь за край стола, чтобы поймать равновесие. — Спасибо за разговор, Филиция, — посылаю ей усталую полуулыбку и по стеночке двигаюсь по направлению к выходу.
— И тебе спасибо, — доносится мне в спину. — По прилету повторим?
Чувствую, как мои губы растягиваются в широкой улыбке.
— С удовольствием, — отвечаю, обернувшись.
Выхожу в коридор и так же по стеночке следую в поисках туалета. Чтобы хоть немного прийти в себя, мне нужно умыться холодной водой.
Разговор с Филицией отвлек меня от событий сегодняшнего утра, но сейчас я опять невольно вспоминаю заголовок в газете и злюсь на себя, что не испытываю от этой новости никакого облегчения. Очевидно, где-то внутри меня все еще живет та глупая девочка, которая любила дьявола, и она по-прежнему молится за его проклятую душу, просит бога о том, чтобы он оказался жив.
— Стучаться не учили?
Вздрогнув, вижу перед собой Гектора. Мне становится неуютно от его испытующего взгляда. Настолько, что даже волосы на затылке словно встают дыбом, и кожа в том месте покрывается потоком чувственных мурашек, тут же рассыпающихся по спине колючими осколками.