Классу к шестому или седьмому я нашел
увлечение, которое тогда еще было мне не понятно, но которое
позволяло заполнить пустоту вокруг себя.
В те годы мальчишки сделали открытие
– выход на крышу соседней девятиэтажки не запирается, и многие игры
и посиделки перекочевали из двора на эту необъятную плоскую
поверхность со множеством будок лифтовых, вентиляционных шахт и
укромных закутков.
Пристрастился и я там проводить свое
свободное время, уединяясь где-нибудь в дальнем от шума компаний
конце крыши, доставал из сумки краски, открывал новый чистый лист
альбома и рисовал небо. Почему-то только именно это занятие
приносило мне покой и чувство тихой радости.
Сначала я рисовал небо таким, каким
видел его со своего места, а, после появления воспоминаний о
предыдущей жизни, начал рисовать его таким, каким видел тогда –
изнутри.
Как-то днем, примерно полгода назад,
вся в слезах прибежала Светка домой, где был только я. Она
выглядела такой несчастной, что у меня даже сердце сжалось. Я обнял
ее, прижал к себе:
- Что случилось?
- Я не хочу жить!
- Ты что!?
- Он меня не любит! Он обозвал меня
дурой!
- Успокойся, ты о ком?
Мы сидели с ней на диване в гостиной,
и она изливала мне душу, рассказывая о своем первой абсолютно
детской влюбленности, которая разбилась о скалу мальчишеского
равнодушия и примитивизма. Я же, изобразив взрослую разумность и
поучительность, начал вешать фразами из виденных кинофильмов:
- Светка, не отчаивайся, у тебе еще
вся жизнь впереди. Таких Сашек будет еще вагон и маленькая тележка.
Вот вырастешь, пойдешь по улице, а они все будут перед тобой
штабелями падать. Ты же самая красивая! - я долго развивал свою
мысль, а потом, увлекшись, брякнул. - А потом будут еще другие
жизни, может вообще принцессой станешь.
- Какие жизни? - с изумлением
посмотрела на меня сестра.
- Ну не знаю, разные, мы же живем не
в первый раз. Вот я знаю про свою прежнюю.
- Вадичка, расскажи! – затеребила она
меня за рукав. – Ну же, давай!
Слез уже не было и в помине. Я не
сдержался и рассказал:
- Понимаешь, Светка, я в прежней
жизни был птицей. Вороном. Я летал, я так летал…, - у меня самого
перехватило дыхание так явственно во мне всколыхнулись ощущения
парения, даже картинка перед глазами встала: далеко внизу парк,
куда-то спешат маленькие фигурки людей, снуют крохотные автомобили,
а я, расправив мощные крылья, кружусь внутри неба.