- Что? – удивился я.
Опять непонятный звук и легкий кивок
головой вверх, мол, ну же, давай, действуй.
Я неуверенно открыл сумку, высыпал ее
содержимое на крышу:
- Что?
Ворон сделал шаг и склонившись
прикоснулся клювом к альбому.
- Открыть?
Опять тот же звук.
Я открыл альбом и начал медленно
перелистывать, показывая свои рисунки, после очередного
перелистывания услышал тихое: «Ток».
Замер, подумал и перевернул лист
назад. Ворон наклонился и придавил рисунок клювом, будто давая
понять, что дальше листать не надо – это был рисунок, сделанный по
воспоминаниям из моей предыдущей жизни. Меня вдруг пронизала
безумная мысль:
- Ты узнаешь? Ты меня понимаешь?
«Ток».
В это было невозможно поверить, но я
поверил и сказал:
- Если хочешь сказать: «Да», опускай
голову вниз, если – «Нет», то поднимай вверх.
Ворон опустил голову.
Я же даже не пытался осознать, что
происходит:
- Я в предыдущей жизни был
вороном.
Кивок вниз.
- Ты знал?
Кивок вниз.
- Ты это понял по рисунку или слышал
разговоры мальчишек?
Вниз.
- Из разговоров? Ты понимаешь нашу
речь?
Вниз.
Ко мне вдруг пришла простая и
совершенно естественная для меня догадка:
- Ты в предыдущей жизни был
человеком?
Вниз.
- И ты помнишь?
Вниз.
- Ты помнишь только одну свою
предыдущую жизнь?
Голова вверх.
- Две? Три? Четыре?
Наконец вниз.
- А я только одну. Ты думаешь многие
помнят?
Вверх.
- Ты встречал еще того, кто
помнит?
Вниз.
- Многих?
Вверх.
- Сто? Десять? Пять? Троих?
Вниз.
- Это, я думаю, из-за какого-то сбоя
в памяти?
Вниз.
- А я хочу опять в предыдущую. Мне
здесь не нравится, я много не понимаю. А ты?
Вниз.
- Ты хочешь опять быть человеком?
Вниз.
- Ты, наверное, был сильным…
Вверх.
- … и счастливым?
Вниз.
Наконец я встретил того, кто мне
верит, кто испытывает тоже, что и я.
Следующий месяц мы встречались каждый
день. Или на крыше, если там было пусто, или на дальней полянке в
парке за густыми кустами. Я научился четко формулировать вопросы,
на которые можно ответить кивком головы, но этих кивков оказалось
достаточно, чтобы ворон мне объяснил очень многое, что мне не могли
объяснить люди. Но даже он не переубедил меня в моем стремлении
назад в мир птиц, где не убивают и не калечат ради удовольствия, а
только ради пропитания и защиты, где на сытый и пьяный желудок не
берут в руки ружье, потому что охота, где нет равнодушия, потому
что нет души, которая вечно требует того, что никто дать не может
или не хочет, где не прячут за высокими словами низкие цели, где не
калечат чужие жизни ради собственного морального удовлетворения,
где не унижают, чтобы почувствовать себя выше. Я еще много не
понимал, не мог сформулировать, но уже восставал против этого.