Она подходит к девочке близко, без спроса вторгаясь в личное пространство. Достает из кармана салфетку и уверенно вытирает сопливый нос. Ударить Ираиду сродни кощунству, через ее руки прошло не одно поколение воспитанников, и Белуга, сделав несколько попыток вырваться, затихает, но по-прежнему вздрагивает в плечах.
- Ну давай, Наташка, раздевайся… Какая ты грязная у нас. Это у тебя суп, что ли, застыл на рукаве или сопли? Самой-то не противно, нет? Ты же девочка. Ну, чего ревешь? Дома ты, как ни крути. Дома! Дай посмотрю тебя… Свет! – Ираида зовет меня, и я откликаюсь:
- Да?
- Включи в душевой обогреватель. Не нравится она мне. Как бы бронхит не подхватила – хрипит и кожа под глазами синюшная. А у нас тут полный набор! – со вздохом сообщает. – Колтуны и педикулез. Так что вещи, Наташка, я твои изымаю. Ты же не хочешь, чтобы эти твари тебя живьем съели? Ну?
- Только не брейте, – всхлипывает девочка, но уже не сопротивляется. Просит упрямо: - Не хочу, чтобы все знали! И смеялись – не хочу!
Насмешки и одиночество – вот самые большие страхи в стенах детского дома. Мы с Ираидой переглядываемся, и я киваю, наблюдая, как медсестра, вслед за грязной кофтой, стаскивает с ребенка футболку и брюки, обнажая тощее тельце. Поворачивает девочку осторожно, отвлекая разговором, позволяя мне бегло ее осмотреть.
Слава богу, видимых синяков и ссадин нет, только болезненная худоба. Кивнув Ираиде, я ухожу в душевую, чтобы включить обогреватель. Возвращаюсь за полотенцем и слышу, как женщина искренне удивляется.
- Да ты что, детка! Как можно! Вот меня в детстве не раз брили, так я на всю жизнь тот стыд запомнила. А сейчас ученые такие препараты придумали – десять минут и каюк тварям. Обработаем и забудешь! Заодно и ногти острижем. И будешь ты у нас не замухрышка сопливая, а снова умница Наташа Белугина. А то стыдно же людям на глаза показать, распустила сопли по колено. Подружка твоя Надя что скажет, когда увидит тебя такую?
- Не обрежете? Обещаете? А то я снова сбегу!
- Напугала. Отъешься для начала! Вот вырастешь, станешь ученым, и не такое придумаешь.
Уже в душевой, когда я помогаю Ираиде вымыть девочку, Белуга говорит без слез: то ли и вправду успокоилась, а то ли смирилась на время, пока не понять.
- Не хочу ученым. Я буду сказки писать. Хорошие и добрые. Про маму… Не уходите, Светлана Анатольевна, пожалуйста, - просит, цепко поймав пальцам мое запястье. – Я вас вспоминала, честное слово!