Ей было наплевать на всех зажатых по углам разрушенного города.
Потому что она знала, сколько было своих...
«Стеснительный Илюша богатырь», — вдруг подумала она и
засмеялась. Шедшие рядом отшатнулись, и летящий следом туман мягко
мазнул её по щеке мохнатой лапой...
— Вон проход, — чётко произнесла Ксения. — Нам сюда.
Бернагард очень хорошо помнил, как однажды, вернувшись домой
после лекции, проведённой им в практически пустой аудитории,
получил повестку:
«Явиться на призывной пункт».
Жена молча собирала вещи. За день до его отъезда они впервые
кричали друг на друга. Несмотря на ее слёзы, он не стал просить
дядю...
Первое и, пожалуй, единственное неизменное впечатление от
Восточного фронта – это непрекращающийся кошмар слившихся в один
поток дней и ночей. Русские не знали жалости в бою. Похожие на
зверей, они, по его мнению, были страшными злобными существами, не
видевшими в своей жизни ничего вкуснее корки хлеб. Они рвали и
кусали его солдат, которые, по сути, несли в эту чёрную от грязи и
копоти землю свет просвещённой Европы.
В непосредственной близости он столкнулся с этими животными
где-то под Смоленском. Нужны были люди для строительства защитных
сооружений, и ему поручили подобрать рабочих.
Когда Бернагард вошёл в барак, то, едва не задохнувшись от вони,
немедленно приказал вывести скот на воздух. Его едва не стошнило.
На военнопленных, выставленных на обозрение, шевелилась одежда от
живущих в ней насекомых. Серые от грязи люди практически не могли
шевелиться. Он вынужден был их накормить, издалека брезгливо
рассматривая, как хватали и запихивали себе в рот куски хлеба
бывшие солдаты Советской армии.
Но суровый климат, отсутствие нормального питания и живущее в
полной нищете местное население сделали невозможным нормальное
существование армии Вермахта на Восточном фронте. Как сказал его
снабженец: «У русских нечего взять». И очень скоро, уже к началу
декабря, немецкие образцовые солдаты превратились в отребье, с
такими же, как у противника, шевелящимися в одежде насекомыми.
Запаршивел и лейтенант.
От смерти его спас тиф. Именно благодаря ему Кесслер был вывезен
из Смоленского котла и, лёжа в госпитале, в отчаянии все-таки
написал письмо родственнику. Далее была двухмесячная проверка и
назначение на тихую должность библиотекаря в самое необыкновенное
место в мире.