Ещё в 1943 на Тегеранской конференции, когда даже самым ярым
антисоветски настроенным элементам стало понятно, что крах вермахта
– вопрос времени, Сталин объявил себя правообладателем Кёнигсберга.
Он не объяснял почему. Не в его привычках не то союзникам, не то
вредителям раскрывать свои планы. Объясняли дипломаты: «Земля
старая славянская, кровью русских обагрённая, и России принадлежать
ей должно».
Естественно, СССР интересовал незамерзающий круглый год порт на
Балтике, у самого выхода в Северное море. А ещё сокровищница. По
мнению огромного числа специалистов Западной Европы, именно в
районе Кёнигсберга хранились и разрабатывались последние новинки
техники и оружия. Здесь же находился штаб Аненербе, самые секретные
архивы, отсюда в никуда уплывали подводные лодки...
А вот что в итоге досталось Советскому Союзу, не знает никто.
Сталин умел хранить секреты...
Первоначально предполагалось назвать город Балтийском, но смерть
Калинина изменила планы.
Как странно распределяют Мойры свои нити: Кёнигсберг –
Калининград, какое странное созвучие...
***
Когда захлопнулись створки ворот в хранилище, Кесслер не помнил.
Его организм существовал совершенно отдельно от разума. Он
умывался, ставил кипяток и заваривал крепчайший, духмяно пахнущий
кофе. Зерна, неведомыми путями недавно доставленные из Южной
Америки, ещё хранили в своих чёрных телах солнце.
Он что-то ел. Писал. Клеил ярлыки к незарегистрированным
раритетам. Спал. Вёл дневник. И не понимал, не чувствовал запаха
жизни и вкуса времени...
Он заранее попросил перенести к себе основную часть
Валленродской библиотеки и поставил перед своей кроватью картину
Рубенса. Но то, что было спрятано в недрах Храмовой горы и изъято
римлянами в 70 году н.э., он не допустил к себе. Это НЕЧТО
находилось за стеной со свинцовой перегородкой и пугало даже его
бесчувственное тело.
На третий (или пятый?) день одиночества Бернагард вдруг очнулся
от мысли, что давно не видел света. Он долго сидел на койке,
раскачиваясь взад-вперёд, наподобие маятника, а потом кинулся к
стоящим в углу ящикам, запечатанным чёрным орлом, и, раскидав их,
буквально разорвал предпоследний. Там, на подушке из сухой чистой
еловой стружки, завёрнутая в бархат, лежала Она...
Библиотекарь, дрожа всем телом, извлёк этот небесный дар, и,
медленно опустившись на колени, беззвучно зарыдал.