– Но я же…
– Вот мне и любопытно знать, как далеко ты шагнула в своем «я же…». – Сандра не сводила с нее глаз. – Насколько далеко ты продвинулась в своей ереси? Нет-нет, – она подняла широкую ладонь в старых шрамах, – только не вздумай уверять меня, что в святой истинной вере ты крепче Первого Жреца. Все равно не поверю. Потому что прожила долгую жизнь. Потому что ты зря думаешь, будто тебя первую стали посещать сомнения и ты первая задумалась над многими вещами, над которыми запрещено думать. Девочка, предшественников у тебя было множество. И каждому в запале юности казалось, что именно он был самым первым… Пойми ты это и не играй в детские тайны. Итак?
Анастасия колебалась. Невозможно было представить, чтобы Сандра, хранитель кодекса рыцарской чести, могла донести. Нужно решаться. И она решилась:
– В Великом Бре я не усомнилась ни разу. Однако мучает вопрос: верно ли жрецы передают Его заветы и историю Его свершений? Кто дал им право говорить от Его имени? Кто видел подтверждение этого права? Где свидетели? И наконец – не существовало ли и до Мрака нечто, люди и вещи?
Она замолчала и с тревогой вскинула глаза. Сандра смеялась тихонько, почти неслышно, и ее лицо на миг стало совсем добрым. Но только на миг.
– Вот видишь, – сказала Сандра. – Об этом я и говорила. Старые вопросы. Древние. В тысячный раз сегодня прозвучавшие. Когда-то, лет сто назад, даже кипели греческие споры, и с материалами дискуссий можно было при известной настойчивости ознакомиться. Болтают даже, будто некогда за власть боролись три Собора, по-разному толковавшие заветы Великого Бре, и победил один из них, а память о двух других развеял ветер… Но потом времена изменились, со спорами и дискуссиями было покончено. Заступы по-прежнему вонзаются в землю, Копателей преследуют все яростнее, и попавшие в руки жрецов исчезают бесследно, но еретики упрямы, и приходят новые… – Она спросила резко: – У тебя что-нибудь есть? Ну, смелее!
Анастасия открыла дорожную шкатулку, нажала нужный гвоздик и достала из открывшегося потайного ящичка тот самый флакон – пустой, матовый, небывало, неимоверно легкий, словно сделанный из ваты, ставшей вдруг твердой, как дерево. Вертя его в сильных пальцах, Сандра вслух читала слова, составленные из выпуклых букв, удивительным образом составлявших одно целое с флаконом: