…
Словом, у него был большой опыт отписываться – укладывать самые невероятные и драматические события в косноязычные канцелярские абзацы, от которых человеку непосвященному (и посвященному, впрочем, тоже) неудержимо хочется блевать. И то, что речь на сей раз шла о нем и о жене, ничего, если подумать, не меняло: бывает, смерть лучших друзей приходится описывать корявыми оборотами, способными повергнуть нормального человека в брезгливый ужас…
Однако все это еще не означает, что дело идет легко. В особенности когда приходится подробно формулировать, почему ты посчитал целесообразным убить одну женщину, чтобы спасти другую. Или описывать, как жена собственным телом выкупала вашу свободу у трех подонков. Или объяснять, как ты решился подмогнуть одному гангстеру ограбить другого. Сразу по возвращении ему уже пришлось составлять подробный отчет, но это не меняет дела – от механического повторения на душе ничуть не легче, наоборот…
И все же он был профессионалом и потому старался, как мог. Засиделся до темноты, перенося каждую фразу на бумагу не раньше, чем обкатавши ее в уме до полной и законченной казенщины. С темнотой под окном (его комната была на первом этаже одной из серопанельных трехэтажек) обосновался часовой, расхаживавший с идиотским упрямством автомата. Обычный часовой, при автомате. Мазур мельком оскорбился – и перестал об этом думать, с головой уйдя в писанину.
Потом девчонка-сержант из офицерской столовой принесла ужин. Как и в прошлый раз, караульный пропустил ее беспрепятственно, даже не попытавшись проверить прикрытые крышками судки на предмет веревочных лестниц и напильников – вообще-то ребята-«контрики» должны прекрасно понимать, что оружием «морскому дьяволу» (а равно и средством самоубийства) может послужить практически любой бытовой предмет, начиная от авторучки и кончая электролампочкой, так что, если смотреть с этой точки зрения, у Мазура в комнате и так целый арсенал, равно пригодный и для харакири, и для ближнего боя…
Прикрыв чистым листком стопку исписанных, Мазур хмуро ждал, когда она расставит судки и уйдет. Девица что-то медлила, украдкой поглядывая на него не без почтительного ужаса – вряд ли на базе часто случались такие представления… Мазур не выдержал, поднял голову и уставился на нее вовсе уж неприязненно – и обнаружил, что она, должно быть, уже давненько, делает отчаянные гримасы, пытаясь даже шевелить носом, указывая на один из судков, с умыслом поставленный на особицу.