в массе своей как раз и перещелкал Сталин в тридцать седьмом….
– Ну, я не имела в виду лично вас… Я о тенденциях. Что до Сталина – вам лучше бы поговорить с одним моим знакомым, капитаном тигрерос, вот уж кто обожает вашего хефе как великого императора… Посмотрите, это еще что?
Мазур взглянул в ту сторону. Железная дорога и автострада тут раздваивались – рельсы проходили над берегом неширокой спокойной речушки с коричневой водой, а бетонка круто сворачивала влево, тянулась по гребню крутого откоса. Примерно метрах в четырехстах впереди им опять предстояло слиться, бок о бок пройти по железному решетчатому мосту.
– В самом деле, любопытно… – вставил Лопес.
Поезд давно уже сбавил ход перед мостом, тащился по старым, изношенным рельсам не быстрее велосипедиста, и странноватую картину удалось рассмотреть во всех деталях.
Почти перед самым мостом замерли два гигантских трака-лесовоза – задний с нелепо вывернутой кабиной остановился на самом краю грязно-серой бетонки, заметно скособочившись, в состоянии столь неустойчивого равновесия, что, казалось, ткни его хорошенько пальцем – и загремит под откос. Наискосок по этому самому откосу, по сухой глине, улепетывали навстречу поезду три человека. Оступались, падали, катились, поднимая тучи серой пыли, вскакивали, перемазанные по уши, и вновь бежали, то и дело оглядываясь, что-то неразборчиво вопя.
Поезд скрипел и погромыхивал сочленениями. Миновал троицу бегущих – Мазур увидел раздернутые в крике рты, перекошенные лица. На душе почему-то стало тревожно.
– Да нет, глупости, – быстро сказал Лопес так, словно Мазур высказал свою тревогу вслух. – Выстрелов не слышно, по обеим сторонам моста – блок-посты, там вроде бы все в порядке…
Дернул поднимавший жалюзи шнурок, высунулся по плечи. Мазур примостился рядом.
Блок-пост, мимо которого поезд как раз проползал, выглядел нормально: низкий бетонный домик с плоской крышей, окруженной аккуратным парапетом из плоских мешков с землей, вокруг – стенка из таких же мешков, по колено рослому человеку, над ней виднеется пулемет на треноге, и часовой в пятнистом комбезе стоит навытяжку, обеими руками прижав к груди длинную автоматическую винтовку…
Их разделяло метра четыре. Мазур, еще ничего толком не понимая, но умея по профессиональной привычке включать при любых непонятностях волчью тревогу, лихорадочно стал соображать, что могло заставить тренькнуть в подсознании некий звоночек. Конечно, провинция, конечно, глушь… но чересчур грязен и небрит, и взгляд скорее злой, встревоженный, напряженный, ничего общего с лениво-отрешенным взором скучающего часового, приставленного к затерявшемуся в глубинке полустанку…