– Возможно, это было одним из самых верных ваших решений.
Благоразумнее было промолчать, сцепив зубы и стиснув кулаки, но и у моего терпения есть предел.
Лорд поднялся с места и медленно двинулся к окну, а я удостоился чести созерцать его прямую, как доска, спину. Быть может, он нарочно держится так гордо, показательно, будто боится обнажить собственные слабости?
А они, несомненно, были.
Брейгар Инглинг любил власть, золото и красивых женщин. Любил, когда его боятся и пресмыкаются перед ним, вылизывая пятки за возможность погреться в сиянии золотого венца. Он сочетал в себе всё то, что порицал в других – нещадно порол прелюбодеев, казнил казнокрадов, вырывал языки лжецам.
Даже удивительно, что при всей любвеобильности лорда, я – его единственный бастард. Как и то, что он не велел утопить меня в замковом рву ещё в младенчестве. Напротив, всё время держал при себе, нанял толпу наставников, которые гоняли меня и пытались вбить в упрямую голову хоть толику ценных знаний. Крови те мужи попили у меня немало, впрочем, как и я у них. До сих пор шарахаются при моём появлении.
– Ты рождён от греха, и твоё место – на улице, – начал отец скучающим голосом, как будто обсуждал прогноз погоды на завтра. – Но ты верен мне, ты мой дехейм. Я давно, ещё со времен войны с Фризией, думаю над тем, чтобы даровать тебе титул и земли, дать своё имя, чтобы ты мог передать их потомкам. Для Реннейра Безымянного будет великой честью вступить в род Инглингов.
Слышать такие речи было не ново: лорд любил хорошенько вывалять в помоях, а после достать, встряхнуть, как щенка, и показать себя заботливым хозяином.
Дехейм – дань старинной традиции, не изжитая по чистой случайности. Просто слово, в которое вкладывали чересчур много смысла и пафоса. В переводе с древнеарнерианского оно значит «человек, исполняющий волю». Отец дал мне это звание, желая ещё сильней привязать к себе, попрекал огромной честью, которой был бы рад любой. С давних времён дехеймами правителей становились отпрыски благородных семейств, и то, что подобного удостоился простой бастард, даже если он бастард лордов, заставляло знать коситься на меня с ещё большей неприязнью.
– Благодарю… – и, чуть помедлив, добавил: – …отец.
Его доверие стоило дороже золота, дороже драгоценных камней – это то, за что я бился с самого рождения. Хотя иногда искренне не понимал, зачем мне это надо. Но упрямо выгрызал у судьбы право быть признанным, даже право на саму жизнь. Мальчик, лишённый всех привилегий, расплачивался за чужие грехи.