Единственным, к кому химера относилась неплохо, был, как ни странно, Ванька. Когда он входил в берлогу к Тарараху, по запахам и загроможденности давно напоминавшую зверинец, химера переставала рычать. Ее четыре глаза на расположенных одна за другой мордах – львиной и козлиной – не отрывались от Ваньки все время, пока он оставался в берлоге. Если мощному Тарараху, когда он делал химере перевязку, приходилось прибегать к помощи циклопов, Ванька обходился один, без всякой помощи. Химера охотно пускала гибкого худощавого подростка к себе в клетку и не бросалась на него, даже когда он накладывал едкую мазь на ее раны.
Порой, когда химера начинала волноваться, Ваньке достаточно было сосредоточиться и слегка рыкнуть, подражая ее голосу. Козлиная голова сразу пугливо прижимала уши, а львиная щурилась и поглядывала на Ваньку с уважением, как на своего.
– Ну ты того… не слишком геройствуй. Оно еще непонятно, что у этой дылды в башке-то, в какое ухо ей дурь ударит… – с гордостью за своего ученика басил Тарарах. – Оно, видать, в крови у тебя магия такая, что звери запросто подпускают. В родне-то у тебя звероязыких магов не было?
– А кто его знает? Отец вот только на границе собак тренировал, когда в армии служил. Потом, даже когда пить стал, на четвереньках, бывало, домой ползет – все равно ни одна собака не зарычит. А псы у нас в городе ого-го! – скупо сказал Ванька и больше уже ни на какие расспросы Тарараха не отвечал.
Он не любил говорить о своих родных, хотя довольно часто – Таня это знала точно – посылал купидона разведать, как они там. Новости, которые приносили крылатые младенцы, были чаще всего неутешительными. Порой, выслушав очередного купидона, Ванька молчал по два дня. Он вообще был скрытным и долго переживал обиду, в отличие от Баб-Ягуна, с которым можно было насмерть поссориться и тотчас помириться раз пять за неделю.
– Ты того, брат, не грусти. Не злись на отца… Отцы – они всякие бывают. У меня папаша вообще каннибалом был, покуда его самого ребята из соседнего племени за здорово живешь не умяли. Время такое было. Чуть зазеваешься – и фьють! И дед каннибалом был, и прадед… – ободряюще сказал питекантроп, положив тяжелую, как окорок, руку Ваньке на плечо.
– А ты был каннибалом? – спросил Ванька. Они с Тарарахом давно были на «ты».