– Про монастырь – да. Про тюрьму и «спецов» – нет.
– В общем, этот остров и раньше-то был неприступной крепостью, а сейчас и подавно. Для сотни убийц эти стены теперь стали последним пристанищем. Представляешь, какие мысли посещают преступников, особенно тех, которым сейчас двадцать пять или тридцать?!
– Да уж…
– Так вот, некоторые заключенные, осознавшие, что в этой жизни ничего хорошего им больше не светит, все чаще стали обращаться к Богу. В принципе это можно понять, – усмехнулся Корнач. – Должны же даже последние сволочи хоть когда-нибудь раскаяться за содеянное! Конечно, там отнюдь не все такие… Есть и настоящие звери! Но с ними разговор особый. Мы же с тобой сейчас ведем речь о тех, остальных… В общем, они начинают просить, чтобы в тюрьму прислали священника. Мы, ну, я имею в виду нашу организацию, в принципе не против этого. Лучше Богу молиться, чем перекусывать себе вены или кидаться на охранников. Начальник тюрьмы тоже не против. Так что осталось дело за малым… – Генерал посмотрел мне прямо в глаза и вдруг резко и как-то неожиданно прямолинейно спросил: – Ты поедешь на Каменный, отец Павел?!
Как только Корнач начал разговор о тюрьме, я сразу же подумал о чем-то подобном. Однако столь конкретное предложение моего бывшего командира застало меня врасплох. Я растерялся.
– Почему именно я? Неужели не нашлось более опытного и подготовленного в духовном плане священника…
– Не в этом дело, Влад, – почти деликатно перебил генерал меня. – Да и насчет опыта ты сам на себя наговариваешь. Я наслышан, что во многом благодаря тебе в этот храм ходит так много народу. Значит, есть в отце Павле что-то такое, что после общения с ним оставляет в сердцах людей радость и надежду. Так что в духовном плане, как мне кажется, проблемы не существует… И если уж разговор у нас с тобой пошел честный и откровенный, то скажу прямо – как только я узнал, что принято решение направить на Каменный священника, я сразу же подумал о тебе. И вот почему. – Повинуясь привычке, Корнач снова достал из кармана плаща пачку сигарет, но, спохватившись, немедленно убрал ее назад, тяжело вздохнув. – Во-первых, ты, Владислав, мой старый боевой товарищ и я хорошо тебя знаю, – принялся загибать пальцы генерал, глядя мне в глаза. – Во-вторых, ты действительно хороший священник, именно такой, который сможет работать с… гм… весьма специфическим контингентом монастырской тюрьмы. Ну и в-третьих, и это плавно вытекает из предыдущего пункта – ты как-никак все-таки бывший офицер спецназа ВДВ, прошедший специальную подготовку, и, случись что, сможешь за себя постоять… И пожалуйста, не надо мне доказывать, что это не имеет к данному делу никакого отношения! На Каменном сидят не люди – звери! Ведь если кто-то, а таких, как я понимаю, будет немало, захочет тебе исповедаться, то ведь не станет он этого делать в присутствии охранников! Вы останетесь с ним в камере один на один. А что, если для этого зверя исповедь – только предлог, чтобы, уже имея пожизненное заключение, удовлетворить свою звериную жажду крови и доставить себе удовольствие свернуть шею доверчивому попу?! Или ты считаешь такие меры предосторожности напрасными?