Я лежал на диване вагона СВ, а мой грузный сосед по купе тряс меня за плечо.
– Вы… кричали во сне, – удивленно глядя на меня, произнес он. – И вообще, пора вставать. Мы уже подъезжаем.
Окончательно убедившись, что его странный попутчик, то есть я, действительно очухался, начальник стройуправления Бобовкин, а именно так он представился, войдя в купе вчера вечером, сел к столику. Налил из початой бутылки нарзана полстакана и залпом осушил его. А потом уставился в мутно-грязное окно, за которым медленно проплывали чахлые огороды и кособокие сараи.
– Вологда… – пробормотал себе под нос строитель, надув и без того толстые губы. – Сколько лет я здесь не был? Десять? Нет, пожалуй, все одиннадцать. Целая вечность…
Я принялся одеваться. Вагон слегка потряхивало, когда он проходил рельсовые стыки, которых по мере приближения к вокзалу становилось все больше. Едва я закончил с одеванием, время от времени ловя на себе любопытные взгляды попутчика, поезд, несколько раз дернувшись, остановился возле перрона.
– Похоже, приехали! – Бобовкин встал, расправил широкие плечи и как-то загадочно улыбнулся своему отражению в зеркале на двери купе. Потом достал из пузатого кожаного портфеля синий флакон туалетной воды «Давидофф», побрызгал им на лысину, заботливо пригладив ладонью жалкие остатки волос на затылке, и добавил: – Что называется, с корабля – на бал! Ладно, желаю вам, батюшка, успехов на вашем невидимом фронте!
Затем толстяк убрал флакон обратно в портфель, снял с вешалки свой пиджак и открыл дверь купе. Несколько пассажиров нашего вагона стояли возле окна и махали руками дожидавшимся их на перроне встречающим. Бобовкин еще раз кивнул мне и метнулся к правому тамбуру. А я снова приоткрыл дверь купе и оказался один на один со своим собственным отражением.
Из зеркала на меня взирал высокий, крепко сложенный мужчина, чей возраст было трудно определить из-за окладистой черной бороды. Может, тридцать пять, а может, и все пятьдесят… Он был облачен в темную рясу священника, а на его груди, в свете проникающих сквозь окно купе ярких солнечных лучей, сиял большой серебряный крест.