– Хорошо. – Я встал. – В казни Делакруа он сыграет заметную роль. А пока я оставлю его в покое.
– Вот и славненько. – Мурс тоже поднялся. – Между прочим, как у тебя с этим? – Он бросил быстрый взгляд на мой пах.
– Чуть получше.
– Рад это слышать. – Он проводил меня к двери. – Что ты скажешь насчет Коффи? Могут возникнуть сложности?
– Думаю, что нет. Пока он тише воды, ниже травы. Разве что глаза у него очень странные… но спокойные. Мы будем приглядывать за ним. Можешь об этом не волноваться. Ты, разумеется, знаешь, что он сделал?
– Конечно.
Мурс вышел со мной в приемную, где мисс Ханнах барабанила на своем «ундервуде». Этим она, похоже, занималась еще со времен ледникового периода. Уходил я в отличном настроении. В конце концов, легко отделался. Плохо ли узнать, что у меня появился шанс пережить Перси.
– Передай Мелинде мои наилучшие пожелания. – Я пожал Мурсу руку. – И не волнуйся понапрасну. Скорее всего выяснится, что у нее обычная мигрень.
– Очень на это надеюсь. – Губы его улыбались, но глаза оставались грустными. Малоприятное сочетание, доложу я вам.
Я вернулся в блок Е. И все покатилось своим чередом. Чтение и написание бумаг, мытье полов, раздача пищи, составление графика дежурств на следующую неделю, сотни маленьких дел, ни одним из которых я не мог пренебречь. А главное из них заключалось в ожидании. Вот уж чего в тюрьме хватало, как бы человек ни старался занять себя. Вот я и ждал, когда Эдуард Делакруа пройдет по Зеленой миле, когда прибудет Уильям Уэртон с его кривящимися губами и татуировкой «Крошка Билли», когда Перси Уэтмор уйдет из моей жизни.
Мышонок Делакруа так и остался для меня загадкой природы. В блоке Е я больше мышей не видел, ни до этого лета, ни после осени, когда Делакруа покинул нашу компанию душной октябрьской ночью, ушел от нас столь жутко, что я через силу заставляю себя вспоминать об этом. Делакруа похвалялся, что именно он выдрессировал мышонка, который начал жить среди нас под именем Пароход Уилли, но я полагаю, что все было наоборот. В этом со мной соглашались и Дин Стэнтон, и Зверюга. Именно они дежурили в тот вечер, когда мышонок впервые предстал перед нами, и я готов подписаться под словами Зверюги: «Эта божья тварь уже ручная и в два раза умнее французика, который думает, что она принадлежит ему».