– У нас нет времени, – оборвал его Артемис. – Дворецки слишком долго находится в состоянии клинической смерти. Мы должны сделать это прямо сейчас, прежде чем глюкоза рассосется. Ткани пальцев уже поражены.
– Как и его мозг, наверное? – высказал предположение кентавр.
– Мозг не должен был пострадать. Я действовал очень быстро и сразу положил Дворецки на лед.
– Ты уверен? Но вдруг мы вернем только тело Дворецки, а его разум останется где-то бродить?
– Я абсолютно уверен. Мозг не пострадал.
Жеребкинс на несколько секунд замолчал.
– Артемис, даже если мы согласимся на твою просьбу, я не могу гарантировать результат. Неизвестно, что магия сотворит с телом Дворецки, не говоря уж о его разуме. Последствия могут быть самыми ужасными. Ничего подобного никто никогда не пробовал.
– Понимаю.
– Ты действительно это понимаешь? И готов ли ты смириться с последствиями, если дело закончится неудачей? Повторяю, возможно возникновение целого ряда непредсказуемых проблем. И именно ты будешь заботиться о существе, которое восстанет из этой капсулы. Ты правда готов принять на себя такую ответственность?
– Я готов на все, – не задумываясь ответил Артемис.
– Хорошо. Теперь решение за Элфи. Никто и ничто не может заставить ее пустить в ход чары, если она сама того не захочет.
Артемис опустил взгляд. Сейчас он не мог смотреть эльфийке в глаза.
– Ну, Элфи, ты сделаешь это? Попробуешь?
Элфи смахнула лед со лба Дворецки. Он был хорошим другом волшебному народцу.
– Я попробую, – наконец промолвила она. – Никаких гарантий, но я сделаю все, что в моих силах.
У Артемиса едва не подогнулись колени от облегчения, но он быстро собрался с силами. Расслабляться пока рано.
– Спасибо, капитан. Я понимаю, что принять такое решение было не просто. Чем я могу помочь?
Элфи указала на дверь:
– Для начала ты можешь покинуть фургон. Мне нужна абсолютно стерильная среда. Я позову тебя, когда закончу. Что бы ни случилось, что бы ты ни услышал, не входи, пока я не позову.
Элфи сняла камеру со шлема и установила ее на крышку криогенной капсулы, так чтобы Жеребкинсу было лучше видно пациента.
– Ну, что скажешь?
– Хорошо, – ответил Жеребкинс. – Вижу всю верхнюю часть тела. Криогеника… Этот Фаул – просто гений, по человеческим стандартам разумеется. У него ведь было меньше минуты, чтобы разработать план. Весьма смышленый паренек.