За исключением второй роты.
Во второй роте проходила церковная служба. Поминовение павшего в бою товарища.
Лейтенанта американских экспедиционных сил Алстера Стюарта Скарлетта.
Скарлетт с интересом наблюдал службу.
Капитан Дженкинс сдавленным голосом прочитал прекрасный заупокойный псалом и повел своих подчиненных на молитву.
– Отче наш на небесах… – Некоторые солдаты плакали в голос.
Жалко портить такое зрелище, подумал Скарлетт.
* * *
В его наградном листе, в частности, говорилось:
«…уничтожив в одиночку три пулеметные точки противника, он установил месторасположение четвертой, которую также уничтожил и тем самым спас жизнь многих солдат союзников. Он не вернулся с этой операции и был сочтен погибшим. Однако до самого приказа о прекращении огня девиз второго лейтенанта Скарлетта был боевым кличем второй роты. „За старину Ролли!“ – эти слова вселяли ужас в сердца врагов. Милостью Божьей второй лейтенант Скарлетт присоединился к своим боевым товарищам на следующий день после объявления перемирия. Изможденный и ослабевший, он вернулся к славе. Согласно приказу президента, он награждается…»
Уже в Нью-Йорке Алстер Скарлетт обнаружил, что статус военного героя позволяет ему делать все, что угодно. Теперь для него не существовало никаких ограничений – даже таких, например, как пунктуальность и элементарная вежливость. Еще бы: он прошел самое трудное испытание, какому только может подвергнуться мужчина, – не спасовал перед смертельной опасностью. По правде говоря, это испытание выдержали тысячи, но лишь немногие из них были официально признаны героями, а уж такими деньгами владел только он один. Элизабет, потрясенная военными подвигами сына, предоставила в его распоряжение все, что можно было купить за деньги. Даже Чанселлор Дрю изменил свое отношение к младшему брату: теперь именно Алстер считался главным в семье.
Таким вступил в двадцатые годы нашего века Алстер Стюарт Скарлетт.
Его привечали все – от тех, кто составлял сливки светского общества, до тех, кто говорил от имени народа. Сам он не мог привнести в жизнь общества ни мудрости, ни понимания, но все же вносил свою лепту, весьма специфическую: на нем сфокусировались симпатии общества. Его требования к жизни были совершенно непомерными, но таковы были и времена. Он желал только одного: радостей и наслаждений и чтобы никаких забот, и огорчений, и неприятностей.