– Ты кто?
– Ар-Шарлахи.
В колодце опять стало гулко. Похоже, ответ поразил обоих вновь прибывших. Прошло несколько секунд, прежде чем старший узник издал некое задумчивое рычание.
– Какой Ар-Шарлахи? Сирота? Тот самый, которого в Харву спровадили?..
– Да, – довольно резко бросил Ар-Шарлахи. Собеседник его явно не отличался вежливостью. Если он будет продолжать в том же духе… Однако нового вопроса не последовало. Надо полагать, обладатель грубого властного голоса полностью удовлетворил свое любопытство.
Что же до подростка, то он как-то неуверенно пошевелился, оглянувшись, видно, на старшего, и вновь занялся Ар-Шарлахи.
– А сюда за что?
– Мухам лишние лапки обрывал.
– Ты отвечай, когда спрашивают! – Хрипловатый мальчишеский голос внезапно стал злым, опасным.
Опершись на локоть, Ар-Шарлахи приподнялся на коврике, всмотрелся. Выбеленная луною часть вогнутой стены бросала слабый отсвет на его юного собеседника. Среднего роста мальчуган, лет семнадцать, наверное. Вроде склонен слегка к полноте, как горожанин… А вот одет по-кочевому: балахон, головная накидка, лицо прикрыто повязкой…
– А кто ты такой, чтобы спрашивать? Судья?
Подросток чуть отпрянул – и такое впечатление, что задохнулся от бешенства. Странно… Отчаянным, что ли хочет, прослыть? Это в яме-то!.. Тут ведь чуть что – сразу стражники прибегут, и товарищ твой низкоголосый тебе не поможет… Да потом еще судье доложат…
Подросток тем временем опомнился, сделал глубокий вдох, кажется, даже сосчитал до пяти. Потом снова подался к Ар-Шарлахи.
– Да ладно, чего ты!.. – доверительно зашептал он. – Ну, прости, сгоряча сорвалось… В одной ведь яме сидим, а ты все владыку из себя строишь!.. На сколько тебя укатали-то?
– Вот ночь отсижу, – со вздохом ответил Ар-Шарлахи, – а завтра после заката солнца ноги моей здесь быть не должно…
– А-а… – понимающе протянул подросток. – Тоже, значит, по мелочи… Как и мы…
Откуда-то из темноты презрительно хмыкнул старший узник. Что он хотел этим сказать – неясно…
– Значит, просто отпустят – и все? – допытывался подросток.
– Да вроде так…
Подросток помолчал и вдруг, ни слова не прибавив, канул во тьму. Передвигался он по-прежнему пригнувшись. Два голоса забубнили, зашептались неразборчиво. Ар-Шарлахи удалось различить лишь отдельные слова:
– …ну не нарочно же… в одну яму…