Услышав такое, Ар-Шарлахи даже изумился слегка. Надо же! А он и не подозревал, что ей свойственно чувство юмора… Да еще и в такой ситуации… Однако уже в следующий миг до него дошло, что юмором здесь и не пахнет.
– Ты… что затеваешь? – с запинкой спросил он.
Алият словно и не расслышала.
– Уж не головной ли корабль взбунтовать? – Ар-Шарлахи понизил голос до предела, и все же вопрос прозвучал скорее насмешливо, чем испуганно. – А от каравана как собираешься отрываться?
Алият прерывисто вздохнула, с тоской глядя на прыгающую в низкой широкой прорези красноватую равнину.
– Шарлах… – беспомощно произнесла она.
– А что он может? Он сейчас один, шайка рассеяна, кораблей у него нет… Да если бы даже и были!.. – Ар-Шарлахи приостановился и с интересом посмотрел на Алият. – А ты, я гляжу, сильно его любишь, – заметил он чуть ли не с завистью. – Можно сказать, на все пошла, собой пожертвовала…
– Шарлах – мужчина… – равнодушно отозвалась Алият. С таким видом говорят о чем-то само собой разумеющемся.
– А я? – невольно спросил он.
Алият вскинула голову и, должно быть, хотела сказать очередную резкость, как вдруг взгляд ее стал несколько растерянным.
– Тебя не поймешь… – нехотя призналась она. – Моря не боишься…
Ар-Шарлахи невесело усмехнулся.
– Как можно бояться того, чего нет? Смерть это, бессмертие или просто много воды – какая нам разница, если туда все равно не добраться!.. Не думаешь же ты, что я и впрямь найду выход к морю?
– На что же ты тогда надеешься?
Теперь уже затосковал Ар-Шарлахи. С надеждами дело обстояло из рук вон плохо.
– Жду, когда колесо отвалится, – буркнул он, с запоздалым сожалением вспоминая набегающий прямо по курсу красно-черный обломок. Не скомандуй он тогда рулевым – глядишь, и впрямь запороли бы колесико…
– У всех кораблей сразу?
– Послушай, – сказал он сквозь зубы. – Что бы ты там ни затевала, твоим сообщником я все равно не стану. Считай меня трусом, шутом, пьяницей, но пойми ты: я ненавижу бунт! Я ненавижу кровь!.. Все, о чем я мечтаю, – это чтобы меня оставили в покое!
Недоуменно сдвинув брови, Алият пристально смотрела на Ар-Шарлахи.
– Нет, все-таки ты дурак… – с сожалением решила она наконец. – Ну кто же теперь оставит тебя в покое?
***
К вечеру под колесами зашипели белые барханы Чубарры. Ветер стих. Быстро схлынули серые сумерки, и наступила ночь – беспокойная ночь полнолуния, толкающая людей на отчаянные дела и опрометчивые поступки. Именно в такие ночи удаются самые дерзкие грабежи и дворцовые перевороты. Разбойничья злая луна становится идеальным диском, и особенно четко обозначается на нем голубоватый контур верблюдицы – матери четырех верблюдов, на которых предки спустились когда-то с горных отрогов Харвы. Души погонщиков, обитающие теперь на луне, слетают в эту ночь на землю, чтобы смутить покой своих потомков, лишить их сна, нашептать безрассудные замыслы… И предкам не объяснишь, что времена изменились и что слово «разбой» для выученика премудрого Гоена означает вовсе не подвиг, а нечто совсем иное.