Ромка озадаченно почесал затрещавшую под ногтями макушку, повернулся и снова полез в пролом. Первая полость, вторая, третья… Через четвёртую на четвереньках… Пятая, шестая, седьмая… Вылез. Постоял, ошалело озираясь. Кабель, «светомузыка», занавеска… Мерцающая паутина вместо потолка и ныряющие в неё стеклянные, наполненные светом трубы…
– Во козлы! – распялив рот восторженной улыбкой, выговорил Ромка и в третий раз скрылся в своей норе. Добрался до центрального пузыря и сел там поразмыслить – тем более, что сидеть в нём было весьма удобно – полусидишь-полулежишь. Как в скорлупе. Справа и слева просеивался порциями сквозь вереницу проломов мягкий изменчивый полусвет, а весь балдёж заключался в том, что это, выходит, был один и тот же полусвет…
– А-а… Почуяли, что горелым запахло? – раздался вдруг сразу с двух сторон исполненный правоты ликующий женский голос. Сердчишко бултыхнулось испуганно. От теток с голосами, звенящими правотой (а тем более – ликующей), добра не жди – это Ромка понял ещё в раннем детстве, постиг многострадальными оттопыренными ушами. Однако он никак не предполагал, что торжествующая добродетель ухитрится настигнуть его даже здесь.
– Это что же? Взятка, чтоб молчала? – с презрением продолжал голос. – Кладовку выдолбили – надо же! Дёшево цените, голубчики! Мне кладовкой рот не заткнёшь!..
Льющийся справа и слева полусвет внезапно иссяк (видимо, хозяйка подступила к пролому вплотную), зашуршали, заскрипели обломки, надвинулось удовлетворённое бормотание: «Правда-то, видать, глаза колет…» – и Ромка с ужасом сообразил, что страшная в своей принципиальности тётка лезет к нему сразу с двух сторон.
Представив, как одна и та же рука тянется к нему и справа, и слева, он заметался, не зная, куда кинуться. Кинулся влево. Столкновение произошло во второй (она же седьмая, если считать с той стороны) полости, где бегущий на четвереньках Ромка вписался стриженой головой в крепкий налитой живот хозяйки. Изумлённый негодующий вскрик; цепкая злая рука попыталась ухватить за волосы и, соскользнув, поймала ухо. Ромка врезал по руке ребром ладони. Последовала короткая борьба, в результате которой тётка, наподдав коленом, вышибла незваного гостя наружу.
Они вылетели в медленно перекатывающиеся волны приглушённого света, и Ромка теперь мог убедиться воочию, что портрет хозяйки он на слух и на ощупь составил правильно. Невысокая, крепко сбитая, а рот такой, что и вправду кладовкой не заткнёшь. Одета в простынку с прорезью для головы и подпоясана обрывком световода. Единственное, что поразило Ромку: волосы у тётки были чуть длинней его собственных. Прическа первого месяца службы.