Как только проигравшиеся сошли – мрачно, не прощаясь, будто им было кого винить, кроме себя, я карты бросил. Оставил играть по мелочи четырех пареньков, ехавших до Милана, в ремесленный цех поступать, а сам прошел к передку кареты, пихнул кучерского помощника, сунул ему пару марок и купил еды. Конечно, оно дороже, чем в придорожном трактире, да и хотелось горяченького, но терпеть больше сил не было. Кучер удивленно глянул на пассажира третьего класса, неожиданно раскошелившегося на еду, и даже выбрал бутылку поприличнее, хорошего года.
Мы с Йенсом жадно набросились на окорок, сыр, краснощекие помидоры, сухое красное вино, почти свежий хлеб. Мир сразу показался веселее. Когда голод был утолен, я купил еще две бутылки вина, одну от щедрот будущим ремесленникам поставил, а вторую мы с Йенсом стали распивать: уже неторопливо, со вкусом.
– Знаешь, Ильмар, – негромко сказал мне Йенс, – что самое слабое в твоем плане?
– Найти… мальчика.
Говорили мы вполголоса, услышать нас никто не мог, но на всякий случай я имен называть не стал. Йенс вроде бы тоже это сообразил.
– Допустим, мы найдем его…
Я отметил это «мы». Уже хорошо.
– Надо – найду. Не в первый раз.
– Как ты поймешь, кто он?
– Пока не знаю.
– Это самое главное. Я над этим думал… всю ночь.
Покосился я на Йенса – глаза красные, невыспавшиеся. Может быть, и впрямь думал…
– И что надумал?
– Тебе эту загадку не решить. И я тут не помощник.
Я ждал. Молча.
– Это должен решать кто-то, поумнее нас, – ободренный моим молчанием продолжил Йенс.
– Пасынок Божий?
– Возможно! Либо конклав кардиналов. Может быть, всех богословов надо собрать и задать им эту задачу!
– Хорошо придумал, Йенс, – пробормотал я. – Приволочешь обратно и Ильмара беглого, и Маркуса. Тут тебе все грехи простятся…
– Нет! – Йенс энергично замотал головой. – Нет и нет! Я не о том думаю. Клянусь тебе!
– Они, в Урбисе, все уже решили, – отпивая вино из глиняного стаканчика, сказал я. – И ничего заново решать не станут. Слово у мальчишки – выпытают… если сумеют. Не сумеют – убьют. Вот и все.
– Пасынок Божий Юлий, что бы ты ни думал о нем, человек справедливый! – горячо сказал Йенс.
– Верю. Иначе меня не в застенки бы бросил, а в землю зарыл. Но против всей Церкви даже Пасынок Божий пойти не рискнет. Да и не только он такие дела решает.