– В чем дело? – спросил он, подразумевая: что ты осмеливаешься делать в этой комнате, в святая святых?
– Я из Клуба журналистики. Меня зовут...
– Кажется, Ядзаки? Я тебя знаю. Разве я не преподавал в вашем классе грамматику?
– Совершенно верно.
– Как ты можешь говорить «совершенно верно», если тебя никогда не было на занятиях?
«Влип!» – подумал я. Никак не мог предположить, что здесь появится этот учитель и начнет разговаривать таким тоном. Мое положение было более чем уязвимым. Сколь бы мерзким он ни был, но я знал, что он никогда не ударит ученика, и спокойно прогуливал почти все его занятия. Я пропустил и зачетный экзамен после первого семестра. Он пристально смотрел на меня сквозь очки в черной оправе.
– Ну, и зачем ты сюда явился? Не рассчитывай, что сможешь поступить в Английский театральный клуб.
Из комнаты донеся звонкий смех. Красавицы слышали наш разговор. Теперь я уже не мог отступать.
– Я пришел собрать материал для статьи.
– Какой еще материал?
– О ВОЙНЕ ВО ВЬЕТНАМЕ.
– Мне про это ничего не известно. Знаешь, как положено это делать? Вначале ты получаешь разрешение у куратора Клуба журналистики, потом учитель беседует со мной, и если я соглашаюсь, то даю согласие. Сам ты ничего не можешь предпринимать.
Не только в Токио, но и на Кюсю журналистские клубы при старших классах превратились в источники смуты. Членам других клубов не разрешалось поддерживать с ними отношения. Школьное начальство больше всего боялось, что ученики могут создать свою организацию. Дошло до того, что даже собранные и подготовленные материалы мы были обязаны отдавать на проверку нашему куратору. Устраивать свои собрания нам вообще запрещалось. Совет учащихся одобрил такую систему. Дирекция использовала послушный совет учащихся, чтобы создать видимость, что ученики имеют право самостоятельно принимать решения.
В сущности, такой могла бы быть тюрьма или колония под контролем военных властей. Блевать от этого тянуло.
– На самом деле, я пришел сюда не для сбора материала.
– Тогда зачем же?
– Мне нужно кое с кем поговорить.
– Помилуй! Ты разве не видишь, как мы все заняты? Ни у кого нет даже минуты свободной!
Из комнаты, где девочки разбирали текст английской пьесы, донеслось хихиканье. Половина из них не обращала на нас с Ёсиока никакого внимания, другая же половина с интересом наблюдала за происходящим. Мацуи Кадзуко пристально смотрела на нас, прижав карандаш к щеке. Глаза у нее были, как у олененка Бемби. Ради таких глаз мужчина готов идти в бой.