– Тебе одного шута мало? Сразу после развода решила второго завести?
Дочь ковырнула мороженое. Пересыпала шоколадную стружку с левого шарика на правый. Размазала сироп. Зная любимую мамочку, что называется, от каблучков до шляпки, Настька ждала конкретного вопроса, и он не замедлил явиться на свет.
– Сколько это стоит? – осведомилась Галина Борисовна, внутренне понимая, что соглашается. Так было всегда. Стоило Настьке замолчать и нахохлиться, как от дочери начинали струиться невидимые флюиды. Их действие было столь же волшебным, сколь и прогнозируемым: сперва родительница принималась скрипеть, потом – категорически отказывать, грозя всеми карами, мыслимыми и немыслимыми, и наконец – исполнять прихоть ребенка. Шаповал знала это, в последнее время опуская первые две фазы или сокращая их до минимума. Да, непедагогично, зато удобно. Слегка напоминает дачу взятки старому знакомому: достаешь конверт без предварительной артподготовки, верительных грамот или осторожных, как ухаживание за малолеткой, реверансов.
Папина девочка. Вся в Гарика.
Не жнет, не сеет, а хлеб насущный днесь вынь да положь.
Когда Настька назвала цену, окончательно выяснилось: ЧП «Шутиха» – это серьезно. Это очень серьезно. Клиентура, способная оплатить требуемый гонорар, не те люди, с которыми можно шутить. Верней, шутить-то, видимо, можно, снимая неврозы и стрессы, но при этом честно отрабатывая каждый миллиграмм заказанного веселья. Бубенцы небось золотые. И колпак от Версаче.
– Ты, мама, не расстраивайся, – утешила чуткая дочь. – Это еще дешевый контракт. Если с членовредительством, то намного дороже.
– Обижаешь, мышка! Гулять так гулять! Возьмем с членовредительством, а?!
Глядя на задумавшуюся Настьку, Галина Борисовна отчетливо увидела, что глупая, вымученная попытка перевести разговор в фарс провалилась.
– Нет, – после долгих раздумий сказала Анастасия. – Я так не хочу. Разве что побои средней степени… Они говорили, это очень разгружает психику. Мам, ты оплатишь побои?
Глава вторая
«По улице шута водили…»
О, сосед!
Был он вован из тех вованов, кто пишется с заглавной буквы лишь в силу причуд этического императива, чья родина – анекдот, чей девиз – «Homo homini patsanus est!», кто громоздок, как декорации к «Борису Годунову», естественен, словно младенец, обгадивший пиджак министру культуры, доброжелателен, будто остаточный принцип финансирования, выразителен, как ненормативная лексика шпалоукладчицы Клавдии, и вы таки будете смеяться, но от окружающих он требовал малого: вслух звать его – Вован.