.
Чаще она видит его на расстоянии, в заброшенном саду, который он очищает от мин. Сапер медленно идет по нему или приседает, чтобы распутать клубок проводов, который кто-то оставил, словно ужасное письмо.
Он постоянно моет руки. Сначала Караваджо думает, что солдат слишком привередлив.
– А как же ты терпел во время войны? – смеется Караваджо.
– Я вырос в Индии, дяденька. Моя родина – Пенджаб. Там моют руки все время. Перед едой. Это традиция.
– А я родом из Северной Америки, – задумчиво говорит она.
Он спит то в палатке, то в саду. Она видит, что сапер снял наушники и положил на колени.
Тогда Хана опускает бинокль и отходит от окна.
Они были под громадным сводом Сикстинской капеллы. Сержант зажег осветительный патрон, а сапер лежал на полу и смотрел через автоматный прицел вверх, на бледные, коричнево-желтые лица святых на фресках, словно хотел отыскать брата в толпе. Тусклый свет падал на раскрашенные одежды святых и тела, которые за сотни лет потемнели от копоти масляных плошек и свечей; сейчас их убивает этот желтый дым от осветительного патрона. Солдаты знали: нужно быть благодарными за возможность войти сюда, в это святилище. Но верили, что заслужили такое право. Преодолев береговые плацдармы и тысячу перестрелок в малых сражениях, бомбежку в Монте-Кассино, семнадцать солдат пришли сюда, в молчаливое благолепие залов, расписанных кистью Рафаэля[31]. Их высадили в Сицилии, они с боями прошли на север, вверх по итальянскому сапогу, чтобы оказаться здесь, в этом темном зале. Это было наградой.
Один из них спросил: «Черт, может, прибавим света, сержант Шанд?» И сержант зажег осветительный патрон, поднял над головой и держал этот водопад льющегося желтого света, пока тот не иссяк. Остальные стояли, высоко подняв головы, рассматривая лица и фигуры на фресках. А молодой сапер лежал на спине, почти касаясь глазами через прицел бороды Ноя, и бороды Авраама, и разных демонов – пока не дошел до великого лица, с пронзающим, словно копье, взглядом; мудрого и не прощающего.
Он слышал крики у входа и звук торопливых шагов. Осветительный патрон будет гореть еще тридцать секунд. Повернулся и передал автомат священнику.
– Вон там. Кто это? Быстрее, патрон уже догорает.
Священник осторожно принял оружие, словно ребенка, направил его к сводам, но патрон погас.