Si putas in proelio ictus a tergo solam esse vincendi rationem, eo utere.[2]
Ioannus Tecius. Artifex ferro pugnand
– А, валаи! – выругался Вето, когда его лошадь в очередной раз поскользнулась, присела на задние ноги – и он едва не загремел с седла в особенно глубокую и мерзкую лужу. – Искуситель бы побрал эту клятую погоду, сеньор! И эту поганую клячу!
– Эта «кляча», мой дражайший лентяй, лучших нельпьских кровей, – хмыкнул тот, кого Вето назвал сеньором.
– Простите мою дерзость, сеньор, но что-то это не очень заметно! Она упряма, как мул! – На заросшей щетиной физиономии промелькнуло истинное огорчение. – Как только мы вернемся в Эскарину, сдам ее мяснику!
– Между прочим, она стоит сорок пять этудо. – Кажется, желание слуги избавиться от столь хорошей лошади очень позабавило его спутника.
– Да? – Вето, явно не ожидавший такого поворота дел, нахмурился и с сомнением почесал огромный нос. – Ну и пусть!
– Дело твое. – Фернан едва заметно пожал плечами. – Можешь продать ее мяснику или подарить, можешь проиграть в кости. Я возражать не буду.
– Спасибо, сеньор! – Кажется, Вето был крайне удивлен такой покладистостью своего господина.
– Но учти. Впредь ты будешь ходить пешком, а сорок пять этудо я удержу из твоего жалованья, – все таким же безразличным тоном продолжил Фернан.
Услышав последнюю фразу, Вето погрустнел, вновь почесал нос и задумался. Несколько минут прошли в молчании. Наконец слуга соизволил сделать выводы:
– Сеньор…
– Да? – Фернан отвлекся от своих мыслей и посмотрел на прохиндея.
– Я тут подумал и решил, что такая замечательная животина – слишком жирно для мясника. Валаи! Бедняжка не виновата, что дорога скользкая! Это все распроклятый дождь! Именно из-за него такая грязь! Я решил не продавать ее. Вот!